Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»

Правда, и кузены, и Мотвиль не замедлили напомнить о себе его сиятельству. Первый, кого увидел виконт по возвращению в отель Водемонов, был его новый паж, уже успевший снять пажеский наряд с цветами короля Карла и облачиться в простую дорожную одежду, на удивление маленький, тихий, растерянный и очень, очень почтительный. Но самое главное — Эммануэля ожидали два кошелька с вышитыми гербами Лорренов. В одном, украшенном гербом герцога де Гиза, обрадованный виконт обнаружил сорок тяжелых монет по десять ливров каждая, а в другом — с гербом графа де Лош и де Бар — с еще большим восторгом нашел двести новеньких золотых экю. Нежданный подарок и скорое прощение рассерженных кузенов так обрадовали юного вельможу, что, расщедрившись, он вручил растерявшемуся Мотвилю десять ливров, даже не догадываясь, что благодаря заботам шевалье де Бретея кошелек пажа не многим уступал кошелькам лотарингских принцев.

Уже вовсе не жалея об отъезде из Парижа, виконт де Водемон отдал приказал собираться. Его ждала дорога, приключения, свобода и долгожданная встреча с отцом.

Жизнь была прекрасна.

Среди обязанностей капитана королевской стражи не последнее место занимает обязанность все знать, поэтому о прибытие в Лувр графа де Лош Нанси узнал одним из первых. Верный слову держаться как можно дальше от родственника, капитан рассудил, что его положение при дворе и отсутствие зависимости от его сиятельства освобождают его от необходимости спешить к новоприбывшему с изъявлением почтения, а весьма дальнее родство с графом не предполагает обязательного пожелания ему доброго утра. Так что барон постарался занять себя какими-нибудь делами в той части Лувра, которую шевалье Жорж-Мишель не собирался посещать.

Некоторая загвоздка возникала лишь в определении этого места. В отличие от Генриха де Гиза, прибывшего в Лувр одновременно с кузеном и теперь непременно шатающегося где-то поблизости от покоев мадам Маргариты, граф де Лош был человеком непредсказуемым и мог оказаться, где угодно. К счастью, Нанси не принадлежал к людям, легко впадающим в растерянность. Хотя дежурство при дворе и не позволяло ему покинуть королевский замок и самым надежным способом избавиться от общества графа де Лош, то же дежурство давало редкую возможность взвалить на себя такое бремя забот, что даже при нежеланной встрече с его сиятельством капитан всегда смог бы уклониться от общения с родственником, сославшись на служебные обязанности.

Старания капитана королевской стражи, столь странно совпавшие с прибытием в Лувр лотарингских вельмож, не остались незамеченными. Взволнованные придворные наперебой рассуждали, что молодой герцог де Гиз, следуя примеру своего великого отца, решил предъявить претензии на тот прекрасный пирог, что называется Францией. Кто-то даже рискнул предположить, будто юный Генрих счел выгодным поменять веру, перехватив главенство над одной из лучших армий Европы у старого адмирала, и подобное мнение показалась придворным настолько убедительным, что сама королева-мать задумалась, кому из фрейлин «летучего отряда» поручить проверить этот слух.

Среди общего смятения лишь барон де Нанси сохранял спокойствие. Если придворным было угодно нести чепуху — это было их личное дело, и капитан не собирался указывать господам на их ошибку и тем более разъяснять причины своих поступков. Нанси проверял посты, усиливал охрану, устраивал смотр оружию и вообще выглядел человеком настолько занятым, что осторожные придворные предпочитали не лезть к капитану с вопросами, на цыпочках обходя его стороной.

И все-таки, какие бы меры предосторожности не предпринимал барон, ему не удалось оградить себя от неожиданных встреч. Некий шевалье, выскочивший из-за поворота, всем телом налетел на капитана королевской стражи, испуганно отшатнулся, шарахнулся в одну сторону, в другую, запутался в перевязи его милости, и в конце концов, совершенно потеряв ориентацию, замер на месте. Господин де Нанси уже собрался поинтересоваться у неловкого шевалье, не забыл ли он дома глаза, когда хорошенько приглядевшись к провинившемуся узнал шевалье Александра. Но, Боже, в каком виде!.. Несмотря на румяна лицо королевского пажа было смертельно бледно, глаза блуждали, губы нервно подрагивали, дыхание было частым и прерывистым, словно молодому человеку не хватало воздуха. Нанси даже показалось, будто мальчишка едва осознает, где он и что с ним происходит.

Подобное состояние было настолько непривычно для юного шевалье, что капитан слегка встревожился и попытался свести все к шутке:

— Ну-ну, шевалье, — с наигранным смехом произнес он, — куда это вы несетесь сломя голову?

Молодой человек молчал, словно проглотил язык.

— Счастье еще, что я крепко стою на ногах, — тем же тоном продолжал капитан. — Может быть, вы и не слишком дорожите своей репутацией, но я то дорожу остатками своей, и мне бы не хотелось объяснять господам придворным, что мы делаем на полу в объятиях друг друга.

Александр де Бретей не ответил на шутку барона, продолжая оставаться глухим, немым и, как показалось капитану, даже слепым, так что легкое беспокойство Нанси переросло в неподдельную тревогу. Сообразив, что пора переходить к более решительным мерам, капитан взял мальчика за плечи и слегка встряхнул.

— Эй, шевалье, придите в себя — вы на службе, — с настойчивостью произнес барон и с радостью обнаружил, что в глазах юного шевалье появилось осмысленное выражение. — Его величество не любит рассеянности своих людей, а вы слишком недавно вышли из заточения, чтобы вновь вызывать неудовольствие короля.

Упоминание о тюрьме окончательно привело пажа в себя. Молодой человек со смятением обнаружил, что стоит на ноге капитана королевской стражи, испуганно шарахнулся и непременно бы упал, если бы Нанси не удержал его за плечо.

— Да бросьте, шевалье, что за чепуха, — отмахнулся от бессвязных извинений пажа капитан. — Лучше скажите, что случилось и куда вы несетесь с риском свернуть себе шею?..

Александр вымучено улыбнулся.

— Все хорошо, господин капитан, простите… Я… я спешу на свой пост…

Воспользовавшись тем, что барон выпустил его плечо, паж почтительно поклонился и исчез. Нанси покачал головой: «И какой мерзавец ухитрился расстроить мальчишку?» Барону хотелось верить, что обида юного шевалье не была серьезной и не успела стать достоянием двора, чувствуя, что в противном случае мальчику не удастся справиться с неприятностями собственными силами.

Капитан как раз задумался о возможных шагах, призванных восстановить репутацию шевалье Александра, когда новый толчок вырвал его из глубин раздумий. Должно быть, размышления капитана и впрямь были очень глубоки или же второй толчок оказался сильнее первого, но на этот раз барон пошатнулся.