Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»

Ландеронд церемонно поклонился его сиятельству и испросил разрешения удалиться. Только в прихожей молодой человек сообразил, что от вполне понятного волнения совершенно упустил из вида, что графу де Лош нет никакой нужды лично отправляться к «Жареному кабану» и достаточно послать за Себастьеном лакея. Хотел было возвратиться и… передумал.

Плевать! Свои деньги он получил, а если титулованного щеголя, посмевшего отбить у него красотку дю Руэ, в «Жареном кабане» прирежут — значит, так тому и быть. Он плакать не станет.

Таким образом у шевалье Жоржа-Мишеля, свято верящего во всеобщую любовь к собственной персоне, оказалось при дворе сразу три врага. А он об этом даже не подозревал.

Граф де Лош и де Бар торопливо шагал по грязному переулку, с отвращением оглядывая обшарпанные стены и не на миг не выпуская эфес шпаги, словно прикосновение к стали способно было защитить его от опасности, а более всего от окружающего уродства. Шпага шевалье была самая простая, как и его наряд, поскольку в последний миг перед выходом юноша догадался, что было бы глупо отправляться к месту сборища убийц и грабителей, вырядившись как к придворному торжеству.

И все-таки, то и дело обходя кучи мусора и с опаской поглядывая на окна, из которых в любой момент могли выплеснуть помои, шевалье опасался, что выглядит для этой клоаки слишком хорошо. В этом он, конечно, ошибался. Выцветшая суконная куртка неопределенного цвета, такие же штаны, простые черные чулки и уродливые башмаки, позаимствованные у сына дворника в принадлежащем шевалье отеле, идеально подходили к царящему вокруг запустению. Лишь одно выгодно отличало Жоржа-Мишеля от обитателей переулка — относительная чистота, ибо если башмаки и чулки шевалье были основательно заляпаны грязь, то верх облачения юноши еще сохранял свой первоначальный вид.

Поминутно рискуя поскользнуться и свалиться в лужу, юный граф растерянно спрашивал себя, действительно ли этот город называется Парижем и действительно ли в двух шагах от этой сточной канавы пролегают красивейшие улицы французской столицы, сияют огнями отели и дворцы, высятся великолепные соборы и церкви. Прежде он даже не догадывался о существовании подобных мест и теперь с гордостью думал, что ни в Бар-сюр-Орнен, ни в Лоше подобного безобразия не было, нет и не будет.

Размышления и переживания до того увлекли Жоржа-Мишеля, что юноша не заметил, как слишком близко подошел к идущему впереди человеку. Однако прохожий, уже минут пять прислушивавшийся к раздававшимся за спиной шагам, неожиданно обернулся и выхватил шпагу.

— Эй ты, оборванец! — высокомерно бросил он и Жорж-Мишель насупился — пусть его одежда и не была образцом изящества, но и рваной назвать ее было нельзя. — Я запрещаю тебе следовать за мной. И не надейся меня ограбить — я тебе уши отрублю и заставлю их съесть!

— Сударь, я дворянин ничуть не хуже вас, во всяком случае разговариваю с людьми, не пряча лицо под маску, — запальчиво возразил юноша. — И иду я, куда хочу, по своим собственным делам. Если же вам это не нравится, пришлите своих секундантов в отель на улицу Бетези. Граф де Лош и де Бар никому не отказывает в удовлетворении.

Если молодой человек полагал, что неизвестный дворянин с благодарностью примет это предложение или же наоборот извинится, то он жестоко ошибался. Издав невнятный вопль, шевалье взмахнул шпагой и как безумный ринулся на юного графа.

Жорж-Мишель едва успел отскочить, споткнулся, шлепнулся в кучу мусора, увернулся от рубящего удара клинка, вскочил, выхватил шпагу. Может быть, случайный противник юного шевалье и не был великим фехтовальщиком, зато был гораздо выше и сильнее графа, так что юноше приходилось туго. Мальчишку так и подмывало сбежать от озверевшего противника, но боязнь, что неизвестный дворянин будет напропалую хвастать бегством Лоррена, заставила его продолжить безумный поединок. Неожиданно сумасшедший охнул и повалился маской в грязь. Из его спины торчала рукоять кинжала.

Молодой человек в растерянности опустил шпагу, чувствуя усталость и дрожь во всем теле, попытался отдышаться, но сразу же насторожился, заметив приближение неизвестного. На всякий случай вскинул клинок.

— Свои, парень, не суетись, — небрежно бросил незнакомец и вытащил из спины убитого кинжал. — Выбирал бы дичь по силам, мне бы и вмешиваться не пришлось. Ты зачем его окликал? Со спины же сподручней!

— Я не окликал, — пробормотал Жорж-Мишель. — Он сам на меня бросился.

— Значит, ходить надо тише, — наставительно изрек нежданный спаситель, переворачивая труп на спину и снимая с пояса убитого кошелек. — Тебя за целый квартал было слышно. Эдак можно глухого разбудить. Все, об этом после, — махнул рукой незнакомец, пресекая возможные возражения и оправдания. — Чего стоишь столбом? Помогай.

Жорж-Мишель, все еще не пришедший в себя после ожесточенной схватки и слишком растерянный, чтобы догадываться, о чем идет речь, пошатываясь приблизился к телу.

— Значит так, кошелек мне, оружие тоже мне, — сообщил спаситель, не на мгновение не переставая обшаривать тело. — Ты, кстати, куда шел?

— В «Жареный кабан», — прошептал юный граф. Его мутило.

— И что тебе понадобилось в «Кабане»? — полюбопытствовал неизвестный, извлекая из кармана убитого платок и небрежно швыряя его собеседнику.

Молодой человек бездумно вцепился в кусок батиста. С удивлением заметил, что руки дрожат.

— По делу… Себастьена Мало спросить…

— А-а-а… Решил вступить в корпорацию. Знаешь, приятель, тебе следовало сначала со мной поговорить, а уже потом выходить на промысел. Наши законы покрепче королевских.

Рот юного графа открылся и шевалье Жорж-Мишель ошарашено уставился на человека, к которому его посылал Ландеронд.

— Ладно, чего там, — по своему истолковал растерянность молодого человека Себастьен Мало и полез в следующий карман. — Все равно этого кабана завалил я, так что закона нашего ты не порушил. Взнос внесешь — и работай себе, сколько душе угодно, пока в руки стражи не угодишь. Ничего, все там будем, — успокаивающе пробормотал браво. Разочаровано вздохнул, ничего не найдя. Снял с лица убитого маску. Жорж-Мишель охнул — широко открыв глаза, на него смотрел мертвый Фоканберж.

Юноша несколько раз глубоко вздохнул, отвернулся и почти сразу же согнулся. Его выворачивало наизнанку, выкручивало, так что голова гудела, ноги тряслись, а на глазах выступили слезы.

— Он у тебя что — первый? — поинтересовался Мало, когда мальчишка, наконец, успокоился. Жорж-Мишель только кивнул. Наставления господина де Броссара, уверявшего, будто слово серебро, а молчание — золото, сами собой всплыли в памяти. Себастьен Мало принимал его за кого-то другого, но восстанавливать истину после всего случившегося мог лишь полный идиот.