Александр Дюма - Анж Питу

— Бийо, Бийо! — шептал он.

— Да, да, это я.

— И я, Питу, я тоже здесь, господин доктор; вы ведь помните беднягу Питу, которого вы определили на пансион к тетушке Анжелике; Питу пришел освободить вас.

— Но я могу пролезть в эту дыру! — закричал доктор.

— Нет! Нет! — отвечали хором его спасители. — Потерпите!

Все они старались как могли: одни поддевали дверь ломом со стороны стены, другие пытались всунуть рычаг со стороны замка, третьи напирали на дверь крепкими плечами и цепкими руками, так что в конце концов дубовая громада затрещала в последний раз, со стены посыпалась штукатурка, дверь рухнула, и все, кто был в коридоре, ворвались в темницу.

Жильбер очутился в объятиях Питу и Бийо.

Жильбер, юный крестьянин из замка Таверне, Жильбер, которого мы оставили истекающим кровью в пещере на Азорских островах, был теперь зрелым мужчиной лет тридцати четырех-тридцати пяти, бледным без болезненности, черноволосым, с пристальным и волевым взглядом, не знающим бесцельных мечтаний: если доктор не созерцал какой-либо предмет внешнего мира, достойный его внимания, он обращал взор внутрь своей души, отчего выражение его глаз становилось еще более сумрачным и серьезным; нос у него был прямой, без переносицы, за высокомерно приподнятой верхней губой виднелись зубы ослепительной белизны. Одевался доктор обычно просто и строго, словно квакер, однако благодаря безмерной заботе о чистоте платья казался едва ли не щеголем. Роста он был чуть выше среднего и хорошо сложен, что же до его физической силы, то ее источником было напряжение нервов: мы видели, на что мог подвигнуть доктора порыв гнева или восторга.

В тюрьме, где он провел почти неделю, доктор так же тщательно, как и всегда, следил за своей наружностью; лишь отросшая за это время бородка, подчеркивающая матовый цвет его лица, обличала некоторую небрежность, в которой, впрочем, был повинен не узник, а его тюремщики, не пожелавшие ни дать ему бритву, ни позвать к нему парикмахера.

Обняв Бийо и Питу, доктор оглядел людей, заполнивших его темницу, и, словно за этот миг самообладание вновь вернулось к нему, воскликнул:

— Итак, день, предсказанный мною, настал! Спасибо вам, друзья мои, спасибо вечному разуму, охраняющему свободу народов!

И он протянул обе руки своим освободителям, а они, угадав в нем по гордому взгляду и возвышенному тону человека незаурядного, едва осмелились до них дотронуться.

Выйдя из темницы, доктор пошел впереди толпы, опираясь на плечо Бийо; Питу шагал следом за фермером.

В первое мгновение Жильбер отдал дань дружбе и благодарности, но уже через несколько минут стало очевидно, какое громадное расстояние отделяет ученого доктора от невежественного фермера, добряка Питу и всех остальных простолюдинов, участвовавших в штурме Бастилии.

На пороге башни Жильбер остановился, ослепленный потоком солнечного света. Скрестив руки на груди и подняв глаза к небу, он воскликнул:

— Привет тебе, прекрасная свобода! Я видел твое рождение на другом краю света — мы старые друзья. Привет тебе, прекрасная свобода!

По улыбке, показавшейся на лице доктора, было в самом деле понятно, что крики народа, опьяненного независимостью, для него не новость.

Помолчав несколько секунд, доктор обратился к Бийо:

— Итак, народ победил тиранию?

— Да, сударь.

— И вы прибыли сюда, чтобы сражаться?

— Я прибыл, чтобы освободить вас.

— Значит, вы знали о моем аресте?

— Я узнал о нем сегодня от вашего сына.

— Бедный Эмиль! Вы его видели?

— Видел.

— Он был спокоен?

— Его с трудом удерживали четыре санитара.

— Он болен? У него жар?

— Он рвался в бой вместе с нами.

— Ах, вот как! — воскликнул доктор, и лицо его озарила торжествующая улыбка. Сын не обманул его надежд.

— И вы сказали?.. — продолжал свои расспросы доктор.

— Я сказал: раз доктор Жильбер в Бастилии, Бастилию нужно взять. Теперь она взята. Но это еще не все.

— Что же еще?

— Украден ларец.

— Ларец, который я оставил у вас?

— Да.

— Кто же его украл?

— Люди в черном, ворвавшиеся в мой дом под тем предлогом, что им нужно отобрать у меня вашу брошюру; они схватили меня, посадили под замок, обшарили весь дом, нашли ларец и унесли его с собой.

— Когда?

— Вчера.

— Вот как! Нет никакого сомнения, что мой арест и эта кража связаны между собой. Приказ арестовать меня и приказ похитить ларец отдало одно и то же лицо. Если я узнаю, кому обязан арестом, я узнаю имя вора. Где находится архив тюрьмы? — спросил доктор Жильбер у тюремщика.

— В комендантском дворе, сударь, — отвечал тот.

— В таком случае скорее в архив! Друзья, скорее в архив! — вскричал доктор.

— Сударь, — взмолился тюремщик, — позвольте мне пойти с вами, а еще лучше — замолвите за меня словечко всем этим отважным людям, чтобы со мной не случилось беды.

— Хорошо, — согласился Жильбер и, обращаясь к глядевшей на него с любопытством и почтением толпе, сказал:

— Друзья, поручаю вам этого славного человека; он исполнял свои обязанности, открывая и закрывая двери, но к узникам он был добр; не обижайте его.

— Нет, нет, мы его не тронем, ему нечего бояться, — раздалось со всех сторон, — пусть спокойно идет.

— Спасибо, сударь, — сказал тюремщик. — Если вас и впрямь интересует архив, поторопитесь: мне кажется, там внизу уже жгут бумаги.

— О, в таком случае мы не должны терять ни минуты, — вскричал Жильбер, — скорее в архив!

И он бросился в комендантский двор; толпа, возглавляемая Бийо и Питу, последовала за ним.

У входа в архив в самом деле горела огромная куча бумаг.

К несчастью, первая потребность народа после победы состоит в том, чтобы все разрушать.

Архив Бастилии был разорен.

В этом просторном зале хранились многочисленные планы и тюремные книги; здесь в беспорядке находились дела всех заключенных, содержавшихся в Бастилии за последние сто лет.

Толпа с яростью рвала в клочки все эти бумаги; без сомнения, парижанам казалось, что, разрывая приказы о заключении под стражу, они законным образом возвращают свободу узникам.

Жильбер вошел в зал и с помощью Питу начал рыться в тех реестрах, что еще оставались на полках: книги записей текущего года там не оказалось.

Обычно невозмутимый и хладнокровный, доктор побледнел и нетерпеливо топнул ногой.

В эту минуту Питу заметил, что один из тех отважных гаменов, какие всегда принимают участие в победоносных народных восстаниях, бежит к костру, а на голове он держит том, похожий по формату и переплету на те, что листал доктор Жильбер.

Питу бросился за мальчишкой и благодаря своим длинным ногам очень скоро догнал его.

Том, которым завладел мальчишка, оказался книгой записей 1789 года.