Вильям Энсворт - Борьба за трон

Дорога шла через Сент-Джемский парк мимо Букингемского дворца и далее по Гайд-парку, разбитому королем Вильгельмом. Этот парк считался в то время лучшим украшением города, ибо в нем были расставлены на некотором расстоянии фонари — новость для столицы, не имевшей в то время освещения.

Экипаж быстро двигался вперед и скоро въехал в дворцовые ворота. Кенсингтонский дворец, любимая резиденция короля Вильгельма, был куплен им у графа Ноттингема и значительно расширен, а местами и переделан заново. Внутренние работы производил знаменитый художник-архитектор Кент, по плану которого была устроена и главная лестница — чудо тогдашнего строительного искусства.

Украшения дворца носили отпечаток вкуса королевы Марии, которая следила сама за его перестройкой, пока ее супруг был во Фландрии. Следуя его указаниям, королева Мария приказала увеличить сад и разбить его в голландском вкусе, который так любил ее муж.

Главным украшением дворца был огромный сад, занимавший площадь трех квадратных миль. Сам дворец не отличался громадными размерами и его в то время никак нельзя было сравнить с Сент-Джемским, Уайтоллским и Виндзорским.

Вальтер, впрочем, не разделял этого мнения. Когда они подъезжали ко дворцу по обсаженной великолепными деревьями аллее, ему показалось, что дворец имеет очень величавую внешность. Он поделился своими впечатлениями с сэром Тренчард ом, который посоветовал ему рассказать ее величеству, как поразил его новый дворец. Оба спутника говорили между собою очень мало, сэр Джон казался погруженным в свои думы и ограничивался лишь тем, что только отвечал на вопросы Вальтера.

Наконец они подъехали к дворцу и, выйдя из экипажа, поднялись на подъезд и вошли в вестибюль, где им навстречу вышли несколько дворцовых служителей. Их появление доказывало, что гостей ждали. Сэр Джон в сопровождении своего спутника вступил в длинные сени, ведущие к главной лестнице, построенной, как сказано выше, Кентом. Им же были расписаны потолки и стены дворца.

Поднимаясь по черным мраморным ступеням, они узнали от дежурного камер-лакея, что ее величество в большой галерее. На это приглашение оба они ответили легким поклоном.

Прежде, чем наши герои предстанут перед королевой Марией, скажем здесь несколько слов о ней.

В то время, к которому относится наш рассказ, королеве Марии было тридцать два года. Казалось, перед ней начинается длинный ряд лет власти и блеска. Но в книге судеб было написано другое, и ей оставалось жить всего несколько месяцев.

Ей суждено было рано умереть. Но никто не мог этого предполагать: здоровье ее было превосходно и никакие неприятности, по крайней мере явные, не омрачали ее жизни.

Несмотря на свой сравнительно молодой возраст, Мария была уже семнадцать лет замужем. Хотя принц Оранский и не принадлежал к числу лиц, способных внушать к себе искреннюю любовь, однако ее привязанность к нему была непоколебима. Брак их был бездетен.

Мария была в полном блеске своей красоты. Высокого роста, достаточно полная, она сохраняла все обаяние молодости. Ее овальное приветливое лицо, обрамленное волною светло-каштановых волос, отличалось красотою и тонкостью черт. Ее обращение с окружающими было просто, хотя в нем каждый чувствовал величавость.

Достигнув верхней площадки лестницы, где стояло несколько лакеев, камер-лакей ввел сэра Джона и его спутника в первую комнату, за которой шел целый ряд других. В конце этой анфилады находилась большая галерея, где их ждала королева.

Комната, как успел заметить Вальтер, была вся увешана гобеленами, изображающими охоту Дианы на кабана. Над камином висела картина работы Гвидо Рени.

Во второй комнате, потолок которой был расписан Кентом, висели картины Гольбейна и портреты короля и королевы, когда они были еще принцем и принцессою Оранскими, писанные сэром Питером Лелем.

Пройдя еще три комнаты, украшенные картинами Тициана, Рафаэля, Аннибала Караччи и Вандейка, они вошли в большую галерею. В конце ее сидела в кресле королева, рядом с ней расположилась леди Фортескью.

Эта длинная галерея была также увешана картинами первоклассных мастеров, начиная с портрета Генриха VIII кисти Гольбейна. Среди портретов висел и портрет Иакова И в бытность его герцогом Йоркским. Последним приобретением галереи были портреты короля и королевы в коронационных мантиях работы сэра Готфрида Келлера.

Королева была в утреннем белом шелковом платье, украшенном кружевами; ее прекрасные косы, заложенные короной на голове, не были напудрены.

Леди Фортескью, женщина также очень красивая, была одета гораздо богаче королевы и носила высокую прическу, скрадывавшую ее небольшой рост.

Обе с большим любопытством осматривали Вальтера, пока он приближался к ним по галерее.

— Капитан Кросби действительно красавец, и ваше величество совершенно верно описали его наружность, — заметила леди Фортескью.

Исполнив свою обязанность, камер-лакей удалился, а сэр Джон, отвесив королеве низкий поклон, представил ей Вальтера, который встретил такой же милостивый прием, как и накануне.

Королева поднялась с кресла и, дав понять молодому человеку, что она желает говорить с ним, медленно пошла по длинной галерее. Вальтер почтительно следовал за нею.

Леди Фортескью и сэр Джон остались на своих местах.

— Не могу надивиться! — сказал Тренчард.

— Очень понятно, — отвечала леди. — Ее величество желает говорить с капитаном Кросби о своем августейшем отце. Она чрезвычайно встревожена недавним покушением на него.

— А, теперь я понимаю! — воскликнул сэр Джон. — Как это раньше не пришло мне в голову!

Королева дошла почти до самого конца галереи и остановилась в амбразуре окна, почти скрытая занавесками от посторонних глаз. Тут только она нарушила молчание.

Ее обращение с Вальтером сразу изменилось.

— Вы спасли жизнь моего отца, капитан Кросби, — произнесла она весьма серьезно. — Благодарю вас от всего сердца.

— Ваши слова чрезвычайно милостивы, ваше величество, — отвечал Вальтер. — Но я не ожидал услышать их от вас.

— Я вижу, что вы разделяете общее мнение, будто бы я не люблю своего отца, — возразила королева. — Вы ошибаетесь. Я питаю к нему глубокую привязанность. Кроме короля, моего супруга, я люблю его больше всего на свете.

— Я ни одной минуты не сомневался в том, что вы изволите говорить, всемилостивейшая государыня, но вы простите меня, если я скажу, что ваше поведение не соответствует вашим словам.

— Прощаю вас, сэр, — отвечала королева. — Благодарю вас за то, что вы говорите со мною так откровенно. Но скажите мне, — я даю вам право говорить мне всю правду, — неужели король думает, что это покушение было подстроено моим супругом?