Роберт Стивенс - Тайна королевы

Мерриот со своей стороны предполагал, что Антоний и Кит Боттль нарочно предложили ей свои услуги, чтобы отклонить от себя всякое подозрение в том, что они остались верны своему господину, так как всем хорошо была известна ненависть Анны к нему. Они же надеялись таким образом не терять его из виду и следовать за ним до самого Лондона.

Он знал, что денег у нее не было, и поэтому догадался, что, вероятно, она заняла их на время у Антония. В этом отношении он был действительно прав, но зато, что касается состоявшегося между Анной и этими двумя людьми соглашения, он, конечно, не мог ничего знать.

Он радовался только тому, что она едет под такой надежной защитой. Когда он услышал, что она отказалась от предложения Барнета проводить ее, он надеялся в душе, что Антоний и Кит Боттль из желания угодить ему будут так добры, что предложат ей проводить ее, по крайней мере, до какого-нибудь богатого дворянского дома, где она могла бы заручиться деньгами и провожатыми.

Что касается разбойников, оказавших ему такую важную услугу, по отсутствию их Гель совершенно верно заключил, что они предпочли устроиться каждый, как мог, по собственному разумению. Деньги, данные им, давали им возможность уехать куда-нибудь подальше, где бы Румней уже не мог настичь их.

Гель спал спокойно, но очень чутко, вернее, он дремал, не просыпаясь. Рано утром ему принесли завтрак, он съел его с удовольствием, но только потому, что был голоден; тело его продолжало существовать по-прежнему, но душа как бы замерла: он почти не сознавал, что творится вокруг него, и все время был погружен в какую-то глубокую, безотрадную думу.

После завтрака опять тронулись в путь. Как только они выехали из города, Анна со своими провожатыми немедленно последовала за ними. Простая ли то была случайность, или Кит Боттль нарочно устроил так? — невольно подумал при этом Гель.

Шел опять снег и залеплял глаза нашим путникам, что, конечно, не могло способствовать хорошему расположению духа Роджера Барнета.

Быстрая езда на лошади, тревоги и волнения последних дней не могли не отразиться на его здоровье: он чувствовал себя очень плохо, нога болела невыносимо.

В Галифаксе остановились обедать, опять повторилась та же процедура: Гелю развязали ноги, отвели в комнату и дали поесть; перед въездом в город он потерял из виду Анну и ее людей; вообще в продолжение всей дороги он очень редко оборачивался назад, чтобы поглядеть на нее.

После обеда Мерриот подошел к окну и совершенно нечаянно выглянул из него: ему видно было оттуда две улицы, которые перекрещивались между собою. На той улице, которая была дальше от него, он увидел лошадь, которую вел под уздцы юноша с повязанной головой. Не был ли это Френсис? Странно, почему он водил оседланную лошадь так далеко от гостиницы? — подумал Гель, но тотчас же забыл об этом, так как Барнет торопил всех садиться опять на коней.

Они проехали много миль от Галифакса раньше, чем Гель опять увидел Анну и трех ее провожатых. Сначала они ехали вдалеке, но потом заметно придвинулись ближе, что было вполне естественно, так как люди Барнета одним уже своим видом внушали всем страх и служили надежной защитой. В этот вечер обе группы остановились ночевать в Барнеслее, так как состояние дороги и нога Барнета не давали возможности двигаться дальше. Еще не совсем стемнело, когда Гель очутился в отдельной комнате со своими караульными; он тотчас сел опять у окна.

Прошло минуты три. Ожидая ужина, он бесцельно смотрел в окно и вдруг увидел, что вдали Антоний водит взад и вперед оседланную лошадь, как раз против гостиницы. Странно, что он в точности повторил маневр, проделанный утром Френсисом. Но подали ужин, и Гель опять забыл виденное им и поразившее его зрелище.

На следующее утро перед отъездом Гель увидел опять то же зрелище, с тою только разницею, что на этот раз лошадь водил Кит Боттль. Прошло несколько часов непрерывной езды. Гель не раз оборачивался назад и наконец опять увидел позади себя вдали Анну и ее провожатых. Барнет ехал рядом с ним и держал повод его лошади. Половина людей ехала попарно впереди, половина так же попарно позади них.

На повороте дороги он опять оглянулся назад и на этот раз встретился глазами с Анной: она, по-видимому, давно ловила этот момент. Всем своим лицом, всеми зависящими от нее средствами она, казалось, просила у него прощения, умоляла его простить ее и позволить ей служить ему. Но прежде, чем он успел удостовериться, что не ошибся в том, что увидел, они выехали опять на ровную дорогу, и Анна скрылась с его глаз.

В продолжении еще нескольких часов он мучился неизвестностью и все спрашивал себя, не ошибся ли он, не придал ли ее взгляду значения, которого тот вовсе не имел. Он решил при первой же возможности опять посмотреть на нее, чтобы прочесть ответ в ее глазах.

Когда, наконец, случай этот представился, он успел только оглянуться назад и улыбнуться ей ласковой, всепрощающей улыбкой.

К его несказанной радости она тотчас ответила такой же радостной и ласковой улыбкой.

Весь этот молчаливый разговор, столь важный для бедного пленника, прошел, конечно, совершенно незамеченным для его мучителей. Барнет вполне понимал, что ему было интересно знать, следуют ли за ним его предполагаемые предатели, или нет, и поэтому он все оглядывался назад.

В Клоуне, где они остановились в той самой гостинице, где Анна давала показания против него, Гель опять подошел к окну и увидел Френсиса, который водил взад и вперед оседланную лошадь. Теперь он только понял, что это — не простая случайность, а имеет какое-то отношение к нему и его освобождению.

В тот же день, обернувшись еще раз назад, он опять встретился взглядом с Анной, и она пальцем указала ему на лошадь Френсиса, как бы говоря: для вас всегда наготове лошадь, если только вы сумеете освободиться от своих тюремщиков.

Наконец-то Мерриот стал опять самим собою, и сразу к нему вернулось желание жить и быть свободным. Он решил употребить теперь все усилия, чтобы добиться этой свободы. Видимое сочувствие к нему со стороны Анны говорило ему о том, что она относится к нему более тепло, чем этого заслужил бы всякий посторонний человек, попавший ради нее в беду. Очевидно, она твердо решилась спасти его, если не устает следовать за ним и держать все время для него наготове лошадь.

Но откуда в ней явилось это сочувствие, этот интерес к нему? По-видимому, она не могла забыть его любовь, всю силу которой он выказал ей, оставшись ради нее в доме, откуда, он знал, уже не будет спасения.

Хоть бы ему только уйти от своих преследователей и добраться до нее, чтобы убедиться самому в ее чувстве к нему!