Рафаэль Сабатини - Каролинец

Тут Молтри перебил:

– Вы хотите сказать, что установили личность этого Нилда?

– Да. Я выяснил это во время допроса.

– И вы держали все при себе?

– По тем же самым причинам, о которых вам сказала моя жена. Мендвилл привел те же аргументы, которые использовал для запугивания Миртль. Они с Кэри якобы так запутали и скомпроментировали ее, что мне не удастся его разоблачить, не подвергая Миртль смертельной опасности. Поэтому я ограничился его арестом, чтобы, по крайней мере, обезвредить его как шпиона.

После тягостной паузы он возобновил рассказ о своих подозрениях и мучительных раздумьях о степени бесчестности жены, а затем о своем решении подвергнуть ее проверке – решении, которое завело его в этот ужасный тупик.

– В недобрый час, сэр, я вспомнил кое-что, впервые сказанное вами несколько лет назад в связи с изменой Фезерстона, – сказал он Ратледжу. – А недавно вы повторили: когда некто подозревается в шпионаже, можно одновременно установить его вину и ввести в заблуждение врага посредством ложной информации.

– Но ваша проверка, сэр… характер проверки! – пораженно воскликнул Молтри. – Вы намекаете на возможность такого исключительного, невероятного совпадения?

– Едва ли здесь уместно слово «совпадение». Если генерал Молтри помнит слова, сказанные мне незадолго до того – приблизительно те же, что и в разговоре с его светлостью на Совете насколькими часами позже…

– Проклятье! Вспомнил! – стукнул Молтри кулаком по столу.

– Вы выразили недовольство, сэр, вмешательством гражданских властей в военные дела и сказали, что если бы не это, то армия Линкольна находилась бы там, где она нужна, а не бездельничала бы в Джорджии. Тем самым вы навели меня на удачную, как мне казалось, мысль, и я ею воспользовался. Теперь, господа, вы знаете все, и, надеюсь, поверили в невиновность моей жены так же твердо, как я.

– Вы упускаете, сэр, – нахмурился Ратледж, – что если мы поверим вам – а я, принимая во внимание все известные факты, не вижу другого подходящего объяснения – то положение миссис Лэтимер становится гораздо более серьезным, чем было. Ваша из ряда вон выходящая проверка сделала возможным то, что раньше казалось невозможным: до того, как сэра Эндрю арестовали, миссис Лэтимер успевала передать ему эту ложную информацию, оказавшуюся правдивой.

Зрачки Лэтимера расширились, его прошиб холодный пот. Только теперь он понял, что натворил своей сверхоткровенностью.

– О, Господи, – простонал он и рухнул на стул.

– Но это оправдывает Гарри! – встрепенулась Миртль. – Вы не имеете права сомневаться в его словах! Вы сами сказали, что это единственное объяснение.

– Значит, вы признаете, мадам, – пристально глядя, спросил Ратледж, – что передали эти сведения вашему отцу?

Она начала как-то растерянно озираться, и Лэтимер интуитивно понял причину ее колебаний. В страхе, что она из самопожертвования или от отчаяния оговорит себя, он властно крикнул:

– Правду, Миртль! Правду, что бы потом ни случилось!

Она мгновенно успокоилась.

– Нет, – ответила Миртль твердо. – Клянусь, я этого не делала.

Ратледж удовлетворенно кивнул.

– Если к свидетельнице больше нет вопросов… – Помолчав, он протянул руку к колокольчику и, видя, что никто из присутствующих не шелохнулся, позвонил.

На пороге возник Шабрик.

– Человек, называющий себя Нилдом, уже здесь?

– Да, сэр.

– Введите его, – приказал Ратледж и, воспользовавшись небольшой передышкой, склонился над своими записями.

Майор Мендвилл в сопровождении двух солдат твердым шагом вошел в комнату. Он держался прямо и уверенно.

После окончания допроса Том Айзард отвел Миртль в сторону и усадил на другой стул. Повинуясь знаку Ратледжа, Шабрик и охранники отошли немного назад, оставив узника перед губернатором.

Темные проницательные глаза англичанина оценили ситуацию с первого взгляда. Хотя многое в ней ему пока оставалось неясным, по тому вниманию, с которым его разглядывали, он почуял грозящую опасность и сразу заподозрил, что его подлинное имя уже не секрет для присутствующих. Ему не оставили времени на сомнения.

– Мы знаем, – без вступления заявил Ратледж, что вы – капитан Мендвилл, офицер британской армии.

Стремительное начало чуть обескуражило Мендвилла, и это отразилось на его лице, но из равновесия он вышел только на мгновение. В следующий миг он холодно и изысканно поклонился и поправил губернатора точно так же, как поправил недавно Лэтимера:

– Майор Мендвилл, с вашего позволения. – И добавил не без иронии: – Ваш покорный слуга.

– Вы признаете, что являетесь британским агентом?

– Принимая во внимание платье, которое вы на мне видите, едва ли мое признание внесет нечто новое.

Не проявляя признаков страха, он рассуждал, он иронизировал над собой и почти веселился. В конце концов, он был истинным представителем своего поколения и своего круга. Как он жил, так и умрет, и что бы ему ни было уготовано, он не отступит от кодекса поведения, подобающего его происхождению. Он держался с таким достоинством, что неопрятная одежда вместе с гримом уже не вызывали отвращения.

– Вы сознаете, что вас ожидает, майор? – поинтересовался Ратледж.

– Разумеется. Но это никоим образом не повлияет на мою способность трезво мыслить.

Ратледж рассматривал его добрую минуту, прежде чем задать следующий вопрос.

– Почему, на ваш взгляд, майор Лэтимер не выдал вас немедленно – сразу после того, как разоблачил?

Мендвилл взглянул на Лэтимера, и слабая улыбка искривила его губы. Потом перевел глаза на Миртль, и, встретив в ее взгляде приговор, прикрыл векии выпрямился. Улыбка

– Я привел майору Лэтимеру убедительные доводы, согласно которым он не мог меня выдать, не подвергая серьезной опасности свою жену и самого себя.

– Можете вы повторить эти доводы?

– Именно это я и намереваюсь сделать. Игра, я вижу, проиграна, как и большинство игр, в которые я играл. Я всегда был неудачливым игроком… но, по крайней мере, я умею проигрывать. – И история, которую он вслед за этим рассказал, с точностью до мелочей повторяла то, что присутствующие уже слышали.

Когда он закончил, Ратледж задумчиво поинтересовался:

– Вы говорите, что поведали миссис Лэтимер о чудовищном спектакле, который разыгрывал перед нею ее отец последние полгода?

– Совершенно верно.

– В то же время, по собственному вашему признанию, вы помогали Кэри. Тогда зачем вы выдаете его теперь?

– Назовите это общечеловеческой слабостью говорить правду перед лицом смерти. Если вас это не устраивает, считайте, что пока я рассчитывал на выигрыш в конечном итоге, мне хватало самообладания, чтобы способствовать грязному делу. Но этот побудительный мотив исчез вместе с надеждой. Я никогда не относился к тем, кто практикует подлость ради подлости.