Ян Валетов - Сердце Проклятого

Иосиф жестом пригласил гостя садиться, налил вина и сам сел напротив.

— Не буду спрашивать, что привело тебя ко мне так поздно, — сказал он.

— Не что, — ответил Афраний, добавляя в вино воду. — Кто. Я не буду спрашивать тебя, знакомо ли тебе имя Иешуа га-Ноцри. Это лишнее.

— Конечно, знакомо, — пожал плечами Иосиф. — После событий в Храме трудно найти в городе хоть кого-нибудь, кто о нем не знает.

— Но ты знал его еще до того?

— Конечно. Каждый, кто начинает проповедовать, мне более или менее знаком…

Иосиф усмехнулся, но улыбка спряталась в бороде, и Афраний скорее угадал ее, чем увидел.

— Синедрион внимательно следит за тем, чтобы на этой земле не плодились лжепророки.

— Интересно, — не сдержался Бурр, — как вы отличаете пророков ложных от пророков истинных? Мне казалось, что это можно понять только с течением времени.

— Пророчат многие, — сказал га-Рамоти вполне серьезно. — Пророчества одних приводят к тому, что Квинтиллий Варр [17] Публий Квинтилий Вар (лат. Publius Quinctilius Varus ), часто номен читают как Квинктилий (46 до н. э.[1] — осень 9 н. э.) — римский военачальник и политический деятель в период правления императора Августа. Вслед за консулатом Вар в 7–6 гг. до н. э. отправляется на год в провинцию Африка в ранге проконсула. В 6–4 гг. до н. э. он получает должность пропреторского легата Сирии, где под его командованием оказывается 4 легиона. Иосиф Флавий упоминает молниеносные действия Вара против мессианского восстания в Иудее после смерти в 4 до н. э. царя Ирода Великого. После захвата Иерусалима, он распял около 2000 еврейских повстанцев. распинает две тысячи моих соотечественников, и каждая ворона в окрестностях Ершалаима досыта наедается мертвечиной. Пророчества других безобидны. И, в общем-то, неважно, какие из них исполняются, а какие нет. Главное, чтобы не было от них вреда. Мессия обязательно придет, Афраний. Надо, чтобы было, кому его дождаться.

— И что ты скажешь о Иешуа?

— Как подданный Рима? Или как иудей?

— Как мой старый друг, Иосиф, как мой старый друг…

— Скажу, как друг, Афраний. Только объясни прежде, что у тебя за интерес к га-Ноцри? Происшествие в Храме — разве римляне интересуются им?

Пришел черед усмехнуться Бурру.

— Все, что происходит в этом городе, интересует Рим, Иосиф. Просто иногда ты не видишь моей заинтересованности, и это хорошо. Значит, я все делаю, как нужно. Иногда я открываюсь перед тобой, но только потому, что доверяю тебе и твоей мудрости. Возможно, это неправильно, но в моем деле, даже если ты не доверяешь никому, нельзя никому не доверять…

— Сказано хорошо. И все же… Ты спрашиваешь о нем из-за бунта в Храме?

Афраний кивнул, подтверждая догадку собеседника.

— Это не все причины, Иосиф, но главная из них.

— И до того у тебя не было интереса к проповеднику из Галилеи?

— Был.

Иосиф взял с тарелки фигу и, не торопясь, откусил кусочек от медового бочка.

— Спасибо за откровенность, — сказал он, не глядя на собеседника. — Значит, у нас с тобой есть повод вспомнить еще одного человека. Даже двух.

— Конечно, — согласился Афраний, пригубив вино. — Иоханнана по прозвищу Окунающий и Ирода Антипу.

— Иногда, — произнес га-Рамоти, поднимая взгляд на Бурра, и почему-то взгляд этот был сочувствующим, — мне начинает казаться, что ты знаешь все и обо всех. Ты слишком долго прожил среди нас, Афраний. Как ты умудряешься оставаться римлянином?

— Ты будешь удивлен, но нечто подобное сказал мне сегодня и прокуратор.

— Говорят, что у умных людей мнения совпадают, даже если это разные мнения. Итак, начнем ab ovo [18] Ab ovo (лат.) — дословно «от яйца», употреблялось в Древнем Риме в смысле «с самого начала». ?

Афраний кивнул.

Возможно, то, что он услышит, ему давно известно, а, может быть, и нет. В любом случае, важна интерпретация.

Израиль. Иудейская пустыня

Наши дни

Шульце был недоволен добычей.

Больше всего на свете ему хотелось добраться до горла Рувима Каца. Добраться обстоятельно. Чтобы никуда не торопиться. Чтобы получить максимальное удовольствие. А вместо этого ему достался задохлик-племянник… Ну, за отсутствием дядюшки придется пострадать родственнику! Не повезло парню!

Шульце врубился в Шагровского головой точно как торпеда в борт сухогруза и едва не сломал себе шею, а из Валентина буквально вышиб дух.

Удар отбросил их обоих от стены, поток потащил прочь. Когда искры перестали сыпаться у Карла из глаз, он попытался ухватить Шагровского за рюкзак — тело Валентина кружил водоворот буквально в полутора метрах от немца, но не достал. Огнестрел Шульце потерял, из кинжала в пластиковых ножнах, пристегнутых к бедру, не постреляешь, но для того, чтобы справиться с племянником, он не нуждался в пистолете. Свернуть мерзавцу голову голыми руками! За свой испуг, за погибших легионеров, за все, что пришлось испытать в эти дни! И все будет мало!

Вальтер-Карл еще раз попытался выхватить тело из потока, но тело вдруг ожило, забило по воде руками, заперхало, отплевываясь, и поймать себя не дало.

Валентин дышал с трудом. Дико болели треснувшие от столкновения ребра, саднила ушибленная до того спина, но он был жив и сдаваться не собирался! Теперь он видел врага вблизи. Их разделяло всего несколько метров и, несмотря на дождь, можно было разглядеть даже ссадины на его физиономии. Валентин никогда не имел возможности рассмотреть того, кто называл себя Вальтером, но был уверен, что этот массивный мужчина с тяжелой челюстью и ежиком волос на голове — именно он! Вальтер-Карл смотрел на Шагровского так, что хотелось нырнуть и уже никогда не показываться на поверхность — немец был переполнен такой ненавистью, что если бы мысли могли убивать, Валентина уже не было бы на свете!

Поток почему-то замедлился, за ревом бури прорезался посторонний шум — так могла бы реветь вода, выливаясь из огромного сливного бачка. Немец оказался почти рядом, уже не в метрах, а буквально в сантиметрах от Валентина. Шагровский изо всех сил загребал руками, прижимаясь к стене, возле которой вода текла ощутимо быстрее, но внезапно что-то потянуло его за ноги, голова начала уходить под воду, и Валентин подумал, что это очень похоже на то, что его глотают!

Чудовище, сидящее в грязной воде, засасывало его в свою открытую пасть, и он ничего не мог поделать. Краем глаза он заметил, как забился Вальтер, тоже пытаясь одолеть странную силу, тащившую его вниз. Заметил и погрузился с головой, но перед тем успел вдохнуть. Нырнув, он тут же провалился в воронку, полетел куда-то вниз и в сторону, бултыхаясь во взвеси из жидкой грязи и мелких камней.

Он не мог дышать.

Вокруг была густая, как раскисший творог, жижа.