Сергей Городников - Порученец Царя. Нарвский дьявол

Кучер привстал, чтобы было удобней нещадно стегать по вспотевшим спинам и бокам скачущих бешеным галопом иноходцев, и карета стала постепенно отрываться от своры преследователей, которые щедро посылали ей вдогонку свист, ругань и угрозы. Когда показалось, что разбойники остались с носом, на мгновенье вскинув голову, кучер неожиданно увидел много впереди ветвистую крону недавно поваленной сосны – она лежала поперёк дороги, перегораживая всю ширину, так что объехать её как-либо не представлялось возможным. Изо всех сил натягивая вожжи на себя, он вздёрнул морды лошадей. Они захрапели, не видя больше колеи вынужденные замедлять и замедлять бег. Он не стал ждать, пока карета остановится и, как куль, свалился в придорожную траву. Быстро поднялся на ноги, прихрамывая, бросился за ближние деревья и в лес.

Иноходцы сами остановились против ветвей поваленной сосны, мускулы их дрожали от напряжения, дыхание было надрывно хриплым и частым.

– Возьмите! – графиня решительно протянула второй пистолет ксендзу.

Иезуит отпрянул от неё и спрятал руки за спину.

– Но их семеро?! – забормотал он растеряно.

Затем под её горящим взором неохотно, будто вынужденный брать хвост чёрта, всё же взял пистолет, забывая, что надо взвести курок.

Разбойники шумной стаей окружили карету, попрыгали с коней. Матёрый главарь с некогда рассечённым левым ухом увидел, кто были в карете, и серые глаза его при виде женщины заблестели. Он оттолкнул нетерпеливого сообщника в засаленной шляпе, без предосторожностей сам с хищной ухмылкой распахнул дверцу. В то же мгновение изнутри грянул выстрел, обдав его пороховым дымом. Спас его стальной нагрудник – в упор направленная женской рукой пуля скользнула от сердца в плечо. Он заскрежетал зубами от боли, а, когда дым поредел, графиня увидела, что сабля упала ему в ноги, а он удерживал ладонью выступающую на одежду кровь.

Напуганный её выстрелом иезуит уронил второй пистолет. Он вскинул обе трясущиеся от страха руки с золотыми перстнями на пальцах, показывая, что у него-то никакого оружия нет. Однако главарь не желал замечать его присутствия. Как мел, бледными, тонкими губами он постарался изобразить предназначенную женщине улыбку.

– Я хотел воспользоваться столь редкой встречей сам, – заметил он, раздельно выговаривая слова, с прищуром глаз оценивая её лицо, грудь, сильное и стройное тело. – Но теперь придётся отдать им. Я их должник.

Он качнул голову, указывая на двух подельников, которые открыли другую дверцу. Они загоготали, их гнусные хари с густой щетиной на щеках и подбородках растянулись в предвкушении удовольствий от предстоящего насилия.

– Она ваша, – объявил он им, и обратился к другим. – И любого, кто отдаст за неё свою часть добычи!

Желающих расстаться со своей долей не нашлось, и двое негодяев схватили графиню, грубо вытащили из кареты, потащили к деревьям. Остальные пинками вытолкали ксендза на дорогу, как с куклы, сорвали крест, перстни и затем, мало обращая на него внимания, принялись потрошить содержимое кареты. В сундуке под откинутым задним сидением один из них среди прочего выхватил увесистый мешочек из пурпурного бархата с изящно вышитым на нём белым орлом. Встряхнул его, и частый звон не просто монет, а золотых червонцев, подтвердил лучшие ожидания грабителей. Они повеселели, выгребли и вывалили из сундука на напольный коврик расшитую жемчугом дорогую женскую одежду, золотые, украшенные драгоценными камнями браслеты, ожерелья, перстни.

Первым заметил приближение одинокого всадника со странной чёрной личиной на голове раненый главарь. Уверенная неторопливость скачущего галопом жеребца не понравилась ему. К тому же у всадника на поясном ремне висели ножны с саблей и тройной джид, а в укреплённых по бокам седла чехлах торчали рукояти пистолетов. Главарь проклятьями и пинками с трудом оторвал подельников от грабежа, заставил вспомнить об оружии. Но всадник опередил их. Пришпорив жеребца, ловко выдернул из джида короткую сулицу, с ходу метнул её в того, кто быстро поднял кремневое ружьё. Вторая сулица будто сама собой выпрыгнула ему в руку и в мгновение ока пронзила живот разбойнику, который кинулся с обнажённым клинком длинного кинжала к ноге его коня. Третья сулица влетела в дверцу кареты, пронзила над локтем волосатую руку, которая не отпускала увесистый пурпурный мешочек, и вопль разбойника убедил всадника, что осталось лишь трое противников.

У пышной кроны заваленной поперёк дороги сосны он с ловкостью степного наездника высвободил руки, ногами развернул жеребца, и оба пистолета оказались в его руках, пальнули одновременно. Один в сторону рыжеволосого коротышки, который показался за каретой с вскинутым и нацеленным ружьём, а другой туда, где двое грязных увальней пытались совладать с бешеной кошкой в образе опрокинутой на спину женщины.

Ни одна пуля не пропала даром. Коротышка завалился на ружьё. А хватка подстреленного в голову насильника ослабела, и женщина проворно воспользовалась этим, извернулась, выдернула нож у второго, который дышал в лицо перегаром, и по рукоять вонзила клинок ему под рёбра. Она столкнула его на щетину травы прежде, чем алая кровь с рукоятки ножа измазала разорванное платье.

Схватка закончилась, дольше сопротивляться было некому. Среди предсмертных хрипов, стонов и бессильных проклятий раненых сообщников по так хорошо начатому, однако неудачно завершившемуся разбою лишь главарь хранил озлобленное молчание. С вызовом ожидая своей участи, стиснув зубы так, что побелели скулы, он не тронулся с места, когда мужчина с чёрной личиной на голове направил к нему жеребца, легко спрыгнул напротив. Но неожиданному победителю в схватке с его людьми словно не было до него самого никакого дела, он выдернул сулицу из живота корчащегося разбойника, а потом только небрежным рывком оторвал возле раны в плече главаря кусок рукава. Тот заскрипел зубами и, сдерживая вскрик, подавил безрассудную ярость загнанного в угол волка. Серое, с поперечной морщиной на низком лбу узкое лицо его покрылось каплями пота, перекосилось от боли и бешеной ненависти, а молодой мужчина в личине спокойно вытер тканью кровь с древка и наконечника сулицы, вернул короткий дротик в гнездо джида.

– Ещё встретимся, – зло прохрипел главарь, когда понял, что противник не собирается наказывать его и проявляет к нему презрительное равнодушие. – Тогда посмотрим, чья судьба возьмёт верх.

Он вызывающе дерзко отвернулся и пошёл по дороге обратно, нескорым шагом удаляясь от кареты и от предательницы фортуны, которая неожиданного отвернулась к другому, лишила его за пару минут всех сообщников и богатой добычи. Казалось, его угроза не произвела никакого впечатления на Вольдемара. Он успел высвободить и оттереть от крови две другие сулицы, заполнить гнёзда тройного джида, когда из кустов боровом показался испуганный иезуит. Ксендз опасливо оглядывал побоище, не зная, как относиться к странному мужчине со спрятанным за личиной, но очевидно молодым лицом, и песок на сутане лучше слов объяснял, что он валялся на брюхе в первом же укрытии, какое подвернулось при начале сражения.