Сергей Шведов - Золото императора

– Быть того не может, – не поверил Пордака. – А император об этом знает?

– Вряд ли, – поморщился Аполлинарий. – Но битву у Салицин мы проиграли именно по этой причине.

Пордака собственными глазами видел конных русколанов в лагере Придияра Гаста, правда, тогда их было немного, всего несколько сотен. Позже к готам подошло подкрепление уже в несколько тысяч человек, что явилось для комита Лупициана полной неожиданностью. Но с тех пор в Дунае утекло много воды, и войско готов, испытавшее радость побед, стало расти как снежный ком.

– Готам есть за что воевать, – продолжал бурчать Аполлинарий. – А мои клибонарии по сути те же варвары, какое им дело до Великого Рима и нашей земли.

– Валент проиграет битву? – прямо спросил Пордака у молодого трибуна.

– Хочешь совет, нотарий? Ты не солдат, и тебе незачем рисковать головой. Если тебе дорога твоя жизнь – беги!

Готы появились перед императорской армией столь внезапно, что римские легионеры едва успели сомкнуть ряды и ощетиниться копьями. Клибонарии магистра Виктора разместились на правом фланге, легкие кавалеристы комита Профутура – на левом. Судя по всему, именно обстановка на левом фланге вызывала у Валента наибольшее беспокойство. Сирийцы вообще были ненадежны и при сильном натиске готской конницы могли просто обратиться в бегство. Дабы не допустить катастрофы, император расположил свой резерв в три тысячи отборных всадников во главе с комитом Рихомером за спинами сирийцев. Сам Валент в окружении пышной свиты занял вершину холма, дабы не упустить ни одной подробности грандиозной битвы. В окружении императора не было ни единого человека, который хотя бы на миг усомнился в победе. Ну, разве что за исключением нотария Пордаки, так и не успевшего покинуть стан императора накануне решающих событий.

Кавалерия варваров атаковала левый фланг ромеев раньше, чем императорская свита успела занять удобные места для наблюдения. Пордака распознал в атакующих варварах русколанов рекса Гвидона и сказал об этом комиту Рихомеру. Рихомер был сыном руга, служившего еще императору Констанцию, и, похоже, он что-то слышал о всадниках с берегов загадочного Танаиса. Во всяком случае, комит встрепенулся и ринулся к своим клибонариям, однако был остановлен грозным окриком Валента, не видевшего в атаке русколанов никакой опасности ни для сирийцев, ни для пеших легионеров. На первый взгляд император был прав, ибо русколанов насчитывалось не более полутора тысяч, и сирийцы втрое превосходили их числом. Куда больше беспокойства вызвала у Валента готская лава, накатывающая на правый фланг. Но, к счастью для ромеев, клибонарии магистра Профутура сумели сдержать удар. Готы лишь слегка потеснили ромеев, но решительного успеха не добились. На помощь кавалерии ринулась фаланга готов, перешедшая на бег. Столкновение пехотинцев сопровождалось таким шумом и треском, что у Пордаки заложило уши. Видимо, в силу этой причины он не сразу понял, что кричит божественному Валенту комит Рихомер. Русколаны, облаченные в тяжелые доспехи, разметали легкую кавалерию ромеев, обратив сирийцев в паническое бегство. Бегущие сирийцы ворвались в ряды клибонариев резерва и увлекли их за собой. Чем не замедлили воспользоваться русколаны, с ходу атаковавшие холм, на вершине которого застыл бронзовым памятником божественный Валент. Гвардейцы охранной схолы не успели разогнать коней для встречного удара и были опрокинуты железными всадниками в мгновение ока. В довершение всех бед дрогнули и резко подались назад клибонарии магистра Профутура.

– Спасайте императора! – громовым голосом воскликнул комит Рихомер, но его призыв не был услышан.

Вслед за первой волной русколанов накатывалась вторая, а за второй из клубов пыли вырастала и третья. Фаланга ромеев не выдержала ударов конницы с флангов и тыла и стала рассыпаться прямо на глазах. Император Валент успел вынести меч из ножен, но ему не хватило ни сил, ни умения, чтобы отвести направленный в голову удар. Он окровавленным мешком рухнул под копыта коней собственной свиты и был буквально втоптан в землю бесившимися животными.

Пордака узнал человека, лишившего Великий Рим императора. Это был не кто иной, как маг и чародей Гвидон, с которым жизнь уже не в первый раз сталкивала нотария. Трудно сказать, почему разгоряченный сечей боярин вдруг сдержал удар, но для Пордаки эта заминка явилась воистину даром небес. Он сорвал с пояса меч, который, к слову, так и не успел обнажить, и бросил под ноги коня русколана.

Пример нотария оказался заразительным. Ромеи один за другим стали бросать на землю оружие и спешиваться, отдавая себя тем самым на волю победителям. Русколаны, надо отдать им должное, проявили великодушие к побежденным, никто из сдавшихся чиновников и гвардейцев императора не был ни убит, ни ранен. Битва на равнине еще продолжалась, хотя ее скорее можно было назвать истреблением. Ромеи, потерявшие своих полководцев, не сумели даже отступить, они просто бежали с поля битвы, рассчитывая только на скорость своих и конских ног. Кавалеристы, как в таких случаях водится, оказались проворнее пехотинцев. Легионеры валились под ноги готам целыми рядами, и все подножье холма покрылось окровавленными телами. Бойня прекратилась лишь к вечеру. Семидесятитысячная армия Валента, гордость Великого Рима, перестала существовать.

Пордака, ошеломленный и потрясенный кровавым побоищем, сидел на земле в окружении таких же полоненных горемык и тупо смотрел, как проезжают мимо гордые всадники, облаченные в пурпурные плащи. Судя по всему, это были вожди готов. Пордака без удивления признал в одном из рексов патрикия Руфина, но не рискнул напомнить ему о себе.

Руфин сам придержал коня напротив пленных и обвел чиновников Валента хищным взглядом. Не исключено, что отыскивал среди них своих врагов. Пордаку он то ли не заметил, то ли не счел нужным узнать.

– Патрикий, – окликнул Руфина рыжий рекс. – Стоит ли оглядываться назад, если впереди у нас Константинополь.