Сергей Шведов - Поверженный Рим

– Но я рискую угодить в руки варваров! – возмутился магистр двора.

– Тебе придется поторопиться, – бросил в его сторону злой взгляд Гонорий. – Передашь Аталлу, чтобы он вызвал легионы из Апулии и Калабрии. Вместе с городскими легионерами они составят внушительную силу. А ты, Себастиан, найди человека, которому придется отправиться в Константинополь. Думаю, мой брат, божественный Аркадий, понимает, чем обернутся для империи бесчинства рекса Валии. С готами должно быть покончено раз и навсегда.

Олимпию все-таки удалось добраться до Вечного города раньше готов рекса Валии. Впрочем, особой необходимости в его присутствии здесь, как оказалось, не было. Римский сенат уже принял решение стянуть к городу все легионы из ближних городов и провинций. А опытный чиновник, префект Аттал, выполнил это решение с похвальной быстротой. Увы, прибытие в Вечный город десяти тысяч лишних ртов не вызвало восторга у его обитателей. Рим уже сейчас испытывал недостаток продовольствия. Заслышав о вторжении готов, торговцы придержали хлеб в расчете на прибыль. Аттал выбивался из сил, но, увы, сделать ему удалось немногое. Продовольствия должно было хватить максимум на месяц осады, а потом следовало ожидать голодных бунтов, эпидемий и прочих малоприятных последствий войны. Префект Аттал, комит Никомах, командовавший гарнизоном Рима, и сенатор Пордака сошлись во мнении, что готы на штурм не пойдут. Скорее всего, они перекроют подъезды к городу и примутся разорять окрестности, благо вокруг Вечного города в избытке богатых поместий.

– Я бы на твоем месте вернулся в Ровену, сиятельный Олимпий, – посоветовал магистру двора сенатор Пордака.

Увы, его совет запоздал. Злую шутку с сердечным другом божественного Гонория сыграли римские дороги, позволившие готам с завидной быстротой двигаться по территории империи. Готы окружили город раньше, чем Олимпий успел высунуть нос за ворота. Магистр отнесся к возникшей ситуации с нерушимым спокойствием, благо его жизни пока ничто не угрожало. И ему было чем заняться в Риме. Предусмотрительный магистр захватил из Ровены опытных ищеек, которым предстояло в короткий срок отыскать в огромном городе след благородной Галлы Плацидии. Руководил ищейками вольноотпущенник Фавст, пройдоха из пройдох, оказавший Олимпию массу услуг в делах подобного рода. Людей Фавст подбирал тщательно, обращая особое внимание на моральные качества. В том смысле, что эти качества не должны были мешать агентам в трудной и ответственной работе. Среди этих отборных проходимцев было немало римлян, знавших родной город как свои пять пальцев. Задача перед ними стояла непростая, зато и деньги им были обещаны немалые. Самоуверенный Фавст клятвенно заверил Олимпия, что найдет благородную Галлу за семь дней, максимум – за пятнадцать. Но, разумеется, только в том случае, если сестра императора находится в Риме.

Олимпий остановился в доме своего дальнего родственника, сенатора Серпиния, служившего нотарием сначала императору Валентиниану, а потом императору Грациану. Достичь высоких чинов Серпинию помешала болезнь, а точнее, душевная рана, полученная при весьма прискорбных обстоятельствах. Сиятельный Олимпий своего болтливого родственника слушал вполуха. Старик, и в молодости не отличавшийся умом, с годами окончательно впал в маразм и временами нес совершеннейшую чушь. Тем не менее в сенате, где дураков и без Серпиния хватало, считали его отменным ритором, о чем он сейчас с гордостью заявил своему гостю.

– А какой вопрос вы обсуждали? – спросил Олимпий, кося глазами на морщинистое личико глупого сенатора.

– Сиятельный Аттал настаивал на переговорах с готами, но я ему сказал, что считаю позорным для христианина переговоры с демоном, сыном Сатаны.

– А кто сын Сатаны? – не сразу сообразил Олимпий.

– Я имею в виду рекса Валию, сына демона Оттона.

– Подожди, – придержал магистр родственника, окончательно впадающего в маразм. – Ты же сказал, что он сын Сатаны.

– Сыном Сатаны его назвал епископ Рима Иннокентий, но я точно знаю, что он сын демона, называвшего себя Оттоном. Я собственными глазами видел, как тело Оттона обрастало шерстью. А из его окровавленной пасти торчали огромные клыки.

– И где это было? – насторожился Олимпий.

– Во дворце высокородного Федустия, бывшего сорок пять лет тому назад комитом агентов у императора Валентиниана. Сам Федустий пал в борьбе с демонами, вызванными из ада матроной Ефимией, матерью того самого Аталава, который одним взглядом бесовских глаз оплодотворил несчастную Галлу.

– Откуда у тебя эти сведения? – спросил магистр у Серпиния.

– От сенатора Пордаки, – охотно отозвался на вопрос гостя польщенный его вниманием хозяин.

– Пордака – это старый хрыч, опухший от обжорства и пьянства? Я видел его в доме префекта Аттала.

– Он самый, – подтвердил Серпиний. – Это Пордака больше всех кричал в сенате о переговорах с готами. И даже, представь себе, предлагал назначить рекса Валию префектом Испании. А ведь он знает, с кем имеет дело в лице этого гота! Знает, сиятельный Олимпий! Ибо Пордака был едва ли не единственным человеком, уцелевшим в бойне, устроенной демонами на вилле покойного Гортензия. И в подвале дома Федустия он тоже был! И собственными глазами видел, как демоны обрастают шерстью. Я тебе вот что скажу, сиятельный Олимпий: именно тогда Пордака продал душу демонам. Продал за очень большие деньги. А иначе откуда у него столько имущества, ведь его отец, по слухам, был простым рыбным торговцем. Ныне Пордака величает себя патрикием, но ведь все в сенате знают, что это наглая ложь.

– А где находится дом Федустия?

– Рядом с театром Одеона, – махнул рукой Серпиний. – Вот ты мне скажи, сиятельный Олимпий, зачем богатому человеку, владеющему десятком дворцов в Риме, Медиолане и других городах Италии, покупать на старости лет еще один дом, ничем вроде бы не примечательный?

– Зачем? – тупо спросил Олимпий, окончательно утонувший в маразме своего родственника.

– На месте этого дома когда-то стоял этрусский храм, – понизил голос почти до шепота Серпиний. – Его разрушили очень давно наши предки, когда здесь обосновались. Это было еще во времена первых римских царей. Но ведь демоны-то остались! Они и породили тех самых готов, которые теперь пришли, чтобы отомстить Великому Риму за обиду, причиненную когда-то.

– Именно это ты и сказал в сенате? – спросил дрогнувшим голосом Олимпий.

– Конечно, – горячо отозвался Серпиний. – А иначе сенаторы не устояли бы против посулов коварного Пордаки.

Магистр двора тихо ужаснулся. Город Рим и без того был переполнен слухами, и если речи безумного сенатора Серпиния дойдут до ушей обывателей, в городе начнутся такие чудеса, что не поздоровится никому.