Конторович Александр - Пока светит солнце!

— Так что же делать?

— Что делать, что делать… повезём мы его!

— Через линию фронта?! На чем?

— Да на броневике и повезём! Там, насколько я помню, места хватить должно.

— Ну… — почесал в затылке младший лейтенант, — водитель, пулемётчик да заряжающий — это трое. Ещё и для командира место — у него, кстати, тоже пулемёт есть… Да, там ещё двоих можно посадить — места хватит, два свободных сиденья имеются. Тесновато, правда…

— Ничего, это им не дом отдыха в Сочи! Всяко лучше сидеть, нежели ногами по снегу топать. Так, с этим ясно, теперь давай думать, как ехать будешь.

— Я?

— А кто ещё? Ты да я, да мы с тобой — вот и все командиры! Отряд я не брошу, да и шюцкоровских офицеров как-то ещё дотащить нужно. Каким макаром нашим-то об этом сообщить?

— А рация у финнов, — кивнул младший лейтенант на дом, — есть?

— Голова! — уважительно кивнул командир. — Есть у них рация! В дальнем домике должна быть. Антенна-то на нём есть? Стало быть, и рация имеется. Пойду сейчас, попробую связь наладить. Тогда, давай, думай головой! Бронемашину эту осмотри и в дорогу приготовь, ребят в помощь себе возьми. Шадрина пришлю — он такую штуку водить может. Так что, водитель, считай, у тебя уже есть.

Сборы не заняли много времени. Справедливо рассудив, что 'Гочкис' в броневике будет лишним — и так тесно, Алексей прихватил с собою 'Льюис'. Уж его-то там найдётся куда запихнуть! Да и кроме того — взятый в бою пулемёт… это кое-что! 'Отмечу в рапорте Деревянко — медаль за такое полагается! Карпина укажу при описании захвата бронемашины, это тоже просто так не оставят…' — размышлял про себя младший лейтенант. Тяжелый станкач отнесли к офицерскому дому. Решит командир его с собой тащить — ради бога!

В результате пришлось волочь его назад — лейтенант приказал снять пулемёт с треноги и запихать его под броню.

У бронемашины уже суетился Шадрин — заливал в радиатор воду. Промерзший мотор завелся не сразу, но, схватившись, заревел на всю округу. После этого народ как-то резко засуетился. Привели обоих шведов и, не слишком-то миндальничая, затолкали их на свободные места. Предусмотрительный Карпин тонкой веревкой привязал обоих офицеров к сиденьям. Обмотав веревкой ноги почти до колен, притянул их к подпоркам, заранее обрекая на неудачу все попытки освободиться.

В разгар всей этой суеты подошёл лейтенант Кожевников. Покачал головой и отозвал Ракутина в сторону.

— Смотри, — разложил он на капоте карту. — Вот твой маршрут.

Скользнув по бумаге, карандаш прочертил по ней ломаную линию.

— До сих пор, — ткнул лейтенант карандашом в отметку, — вы никого не встретите. Гарнизонов тут нет, разве что одинокий обозник какой выползет? Но ему до вас дела нет.

— Да и нам на него начхать!

— Верно говоришь. Вот здесь — появилась на карте жирная точка, — были их пушки. Авиация вчера засекла. Сегодня утром их будут бомбить, так что к моменту вашего прибытия там всем уже будет точно не до одинокого броневика!

— Понял.

— А вот тут… сведений о том, что происходит в деревушке, у нас нет. Но, логически рассуждая, не могли финны бросить такое место! Тут и крыша над головой и тепло… Словом — будь настороже!

Ракутин, всматриваясь в карту Кожевникова, делал пометки на своей.

— Здесь, — остановился карандаш на отметке, — самое хреновое место! Тут мост и финны его держат крепко! Наши вышли сюда уже три дня назад и взять его не сумели до сих пор. Есть у белофиннов пулеметный дот — он простреливает весь мост. А танки и артиллерия подойти к нему пока не могут. Там, впереди, ещё один мост — через овраг. И его противник успел взорвать. Вот танки там и стоят! Этот разрушить не смогли — наши разведчики умудрились обезвредить заряды. Но и через мост мы пока перейти не можем.

— Хм…

— Вы же не пешком? Броневик пулей не пробьют. Мост переедешь — сваливайтесь в овраг, там финны своим огнем не достанут. А минометов у них нет.

— Точно нет? А то нас там, как таракана на обеденном столе, прихлопнут — не пискнем!

— Эти два дня они огня не вели.

Изменить, в данном случае, всё равно ничего не удавалось, и Ракутин собрался в путь. Прогревшийся мотор заработал неожиданно тихо и ровно. И хрустя тяжелыми колесами по снегу, броневик двинулся в путь-дорогу. Усевшись на командирском месте, Алексей поминутно заглядывал то в свою смотровую щель, то в окно водителя. Стальная заслонка на нём была сейчас приподнята и закреплена по-походному, так что видимость оставалась вполне удовлетворительной. За ночь нового снегу не насыпало, и машина относительно быстро продвигалась по своим вчерашним колеям.

'Так ещё жить можно!' — мелькнула шальная мысль, — 'А если ещё и через фронт с шиком проедем… Только бы наши сдуру не подбили — с них, пожалуй, что и станется…'

Мрачные мысли настроили на серьёзный лад, и он дал команду проверить все бортовое вооружение.

Спустившись в овраг, через который вела дорога, дали по паре выстрелов из всех трех пулеметов. Нормально — экипаж за вооружением следил, нигде ничего не заедало и не осекалось. Под сидением заряжающего обнаружили брезентовую сумку с гранатами — штук десять. Тоже, кстати говоря, весьма своевременный подарочек!

Ещё километров десять и из-за поворота выглянули высокие, отдельно стоящие ели — ориентир, о котором говорил командир. Где-то здесь должны стоять пушки… ага, и ещё тут должны были перепахать всё бомбами наши самолеты. А вот их-то и не было! И что делать?

Тяжелых пушек у финнов мало, и берегут они их как… даже трудно себе представить! Стало быть, пост на дороге имеется! Просто обязан он тут где-то стоять! И тормозить здесь станут каждого — хоть самого Маннергейма. Вывод? Ехать нельзя.

— Миша, — толкнул Алексей в плечо Шадрина, — притормози-ка…

Качнувшись на рессорах, броневик остановился.

— Что случилось, товарищ командир? — обернулся к нему водитель.

— Самолеты должны были сюда прилететь… тут все бомбами, ещё до нашего приезда, собирались перепахать. Только вот, не слышал я бомбежки.

— И я не слыхал. Что делать будем?

— Подождём пока… А я вперед прогуляюсь, гляну. Все тише будет, чем на этой колымаге переть…

Самые худшие догадки подтвердились. На перекрестке стоял целёхонький шлагбаум, а в двадцати метрах от него из-за бруствера торчал ствол зенитки. Не бог весть что — 40-мм 'Бофорс', но броневику и это — выше крыши! Разглядев всё печальные подробности в бинокль, Ракутин осторожно попятился и, озираясь, вернулся назад. Переть напролом глупо — зенитка тут явно не одна. Оставалось надеяться на летчиков.

Особо долго ждать не пришлось — уже через полчаса зоркие глаза Шадрина засекли в небе черные точки. Тронувшись с места, броневик заехал под низко наклонившиеся под тяжестью снега ветви деревьев. По крайней мере, его теперь не так уж хорошо видно с воздуха.