Сергей Шведов - Ведун Сар

— Кто он? — не понял Марк.

— Сын Кладовоя, двоюродный брат Ладо. Один из самых лютых врагов сиятельного Ратмира.

— А я посоветовал ему наняться к префекту на службу, — засмеялся Марк.

— Сар не нуждается в деньгах, — покачала головой Веселина. — Он богаче императора.

— И где он взял столько денег? — завистливо прицокнул языком трибун.

— В казне Аттилы, — нехотя отозвалась Веселина. — Он был среди тех вождей, которые разгромили Эллака и разделили между собой богатства, награбленные каганом по всей ойкумене.

— Какая жалость, что я опоздал родиться, — вздохнул Марк. — Глядишь, кое-что перепало бы и мне.

Дворец, который избрал для своей резиденции князь Драгоман, был построен еще в эпоху императора Юлиана, а вот стену, которая его окружала, возвели сорок пять лет назад бургунды, видимо недостаточно уютно чувствовавшие себя на чужой земле. Стена достигала в высоту шести метров, и перемахнуть ее заинтересованному лицу было бы затруднительно. Заинтересованным лицом был, естественно, римский трибун Марк, коего базельцы знали под именем Мария. Конечно, ловкий вор, воспользовавшись веревкой с крюком, мог бы проникнуть на территорию усадьбы Драгомана в ночную пору, а вот выбраться оттуда да еще с тяжелой ношей на плечах ему вряд ли удалось бы. Покой бургундского князя день и ночь охраняли пятьсот дружинников, готовых разорвать в клочья всякого, кто покусится на жизнь и честь их предводителя. С такой многочисленной охраной не справился бы и римский легион, что уж тут говорить о пяти клибонариях, которые, к слову, и клибонариями-то не были, а являлись самыми ловкими проходимцами, которых только можно обнаружить на римском дне. Тем не менее свою роль они отыграли отменно, не вызвав и тени подозрения у вооруженных до зубов бургундов, встречавших гостей у ворот. Легкий возок, запряженный парой лошадей, без помех вкатился на территорию усадьбы и остановился у мраморного крыльца. Разумеется, римский трибун был не того ранга человеком, которого следовало встречать у порога самому князю Драгоману. А потому роль гостеприимного хозяина выполнял один из ближников князя, рекс Радомир. Он был настолько любезен, что помог матроне Юлии взойти по ступенькам довольно высокого крыльца.

— Князь уже извещен о твоем прибытии, светлейший Марий, — вежливо улыбнулся Радомир, худой надменный старец лет шестидесяти с морщинистым лицом и серыми невыразительными глазами. Судя по всему, бургунды никакой вины за собой не числили, а потому и не испытывали беспокойства по поводу письма, привезенного молодым трибуном.

— Я привез от императора не только письмо для князя, но и подарок для княгини, — доверительно сообщил рексу Марий. — Если ты позволишь, благородный Радомир, моя супруга Юлия лично передаст подарок божественного Либия сиятельной Басине.

Подарок был достаточно объемен и, видимо, тяжел, поскольку ящик, в котором он лежал, несли сразу два клибонария. Конечно, у императоров бывают разные причуды, но в данном случае ни у князя Драгомана, ни у рекса Радомира не было никаких причин, чтобы отказываться от ценного дара. Тем более что божественный Либий проявил редкую в римлянах деликатность и поручил почетную миссию не мужчине, а женщине. Весьма привлекательной на вид, как успел отметить старый рекс, щурясь на гостью близорукими глазами.

— Проводи матрону, — кивнул Радомир стоящему рядом дружиннику.

Трое клибонариев остались во дворе под присмотром доброго десятка вооруженных бургундов. Возница хлопотал возле лошадей, подтягивая сбрую. Словом, картина была абсолютно мирной и даже идиллической. Улыбчивый римский трибун тоже не внушал Радомиру никаких опасений.

— Князь ждет, — торжественно произнес рекс и жестом пригласил гостя следовать за собой.

Благородный Драгоман был далеко уже не молод, ему недавно исполнилось шестьдесят. В юности он слыл отважным воином и отчаянным задирой, но годы постепенно брали свое. В сорок пять лет он принял христианство, в пятьдесят шесть женился в четвертый раз. У князя было шестеро сыновей и трое дочерей от предыдущих браков, и бездетность Васины его, судя по всему, не слишком волновала. Тем не менее Драгоман души не чаял в своей молодой жене и был, кажется, польщен тем, что божественный Либий не забыл упомянуть о ней в письме и прислал подарок. Письмо это написал Марк, которому не составило ни малейшего труда подделать почерк брата. Впрочем, этот почерк вряд ли был знаком князю Драгоману, впервые в жизни получившему послание от божественного Либия.

— Сиятельный Ратмир собирается осаждать Паризий? — нахмурился Драгоман, пробежав глазами исписанный латинскими буквами пергамент.

— Справедливость должна восторжествовать, — патетически произнес трибун Марк. — Князь Ладо будет восстановлен в правах еще этим летом.

Драгоман не выказал по этому поводу особого восторга, хотя в свое время имел неосторожность предоставить убежище изгою. Ладорекс прожил в Базеле всего год, но успел оставить после себя дурную славу. Ни сам князь, ни прочие бургундские рексы отнюдь не рвались поддерживать разгульного франка. О чем Драгоман не замедлил сообщить римлянину.

— Я всего лишь верный слуга императора, князь, — развел руками трибун. — Не мне давать советы такому опытному человеку, как ты. На словах мне приказано передать, что сиятельный Ратмир ждет от тебя поддержки в пять тысяч конных и пеших мечников. Но в любом случае решение принимать тебе. Я буду ждать твоего ответа до завтрашнего утра на постоялом дворе почтенного Луция. На этом разреши откланяться, благородный Драгоман.

Рекс Радомир задержался в зале, видимо, у бургундских вождей возникла настоятельная потребность обсудить послание божественного Либия. Впрочем, у входа трибуна поджидали трое дружинников, которые тут же вызвались проводить гостя до крыльца. Во дворе царила нешуточная суматоха. Взбесился жеребец трибуна Мария. Трудно сказать, что же так растревожило красавца коня. Возможно, виной всему стала кобыла, заржавшая в расположенной рядом конюшне. Во всяком случае, жеребец вырвал поводья из рук зазевавшегося клибонария и теперь метался по двору, сокрушая все вокруг. Мечники князя Драгомана кинулись его ловить. Трибун Марий тоже не остался в стороне. Общими усилиями взбесившегося жеребца все-таки удалось обуздать и успокоить. К сожалению, поднятый во дворе шум напугал до обморока прекрасную Юлию, и она упала прямо на руки подоспевшим клибонариям.

— Несите ее в возок, — распорядился трибун Марий, бросая поводья коня подвернувшемуся бургунду. — Я сам приведу матрону в чувство.

— Что-нибудь серьезное? — спросил у римлянина вышедший наконец на крыльцо рекс Радомир.