Сергей Шведов - Ведун Сар

— Я согласен.

— Да здравствует божественный Ромул! — воскликнул Дидий. — И да будет его правление долгим и счастливым.

Возвращение в Константинополь Пергамия и Феофилакта никак нельзя было назвать триумфальным. И хотя они привезли божественному Василиску письмо от сиятельного Ореста, полное заверений в дружбе, всем в Константинополе стало очевидно, что рассчитывать на помощь Рима в сложившихся обстоятельствах попросту глупо. Малолетний Ромул хоть и был объявлен императором с благословения церкви, но полного признания не получил. Магистр пехоты Юлий Непот отступил к Арлю с десятью легионами и грозил оттуда войной Оресту. Впрочем, сторонников у Юлия хватало не только в Арле, но и в Риме. О поддержке Непота уже заявил княжич Сар, обосновавшийся в Норике. Объединив усилия, магистр и варвар готовились доставить массу хлопот префекту Оресту, опекуну юного императора. Гражданская война в Италии могла не только похоронить Рим, но и аукнуться в Византии, тоже переживающей далеко не лучшие времена. К сожалению, божественный Василиск за время отсутствия Феофилакта и Пергамия успел совершить две глупости, каждую из которых вполне можно было назвать роковой. Во-первых, он рассорился с Вериной, пригрозив сестре изгнанием, во-вторых, он лишил рекса Тудора поста магистра конницы, что едва не привело к чудовищной бойне на улицах Константинополя. Войну, к счастью, удалось предотвратить, но обиженные остготы покинули столицу и ушли в Мезию, грабя на своем пути цветущие фракийские города. Разрывом Василиска с Тудором не замедлил воспользоваться исавриец Зинон, двинувший свои легионы к столице империи. По слухам, он уже занял город Никею в провинции Вифиния и теперь ждал только удобного случая, чтобы переправиться через пролив и захватить Константинополь. Самое поразительное, что божественный Василиск не видел туч, сгустившихся над его головой. Он по-прежнему устраивал пиры и забавы, тратя на это последние деньги из казны. Василиск отменил постановления последнего собора, касаемые символов веры, чем оскорбил не только патриарха Ефимия, с самого начала к нему не благоволившего, но и многих епископов, прежде лояльно относившихся к новому императору. Он поругался даже со своим племянником Арматием, требовавшим от Василиска жалованье для легионов. Словом, новый император, просидев на троне Константина Великого чуть больше года, нажил себе столько врагов, что любому другому человеку хватило бы на очень долгую и несчастливую жизнь. Василиск принял Пергамия и Феофилакта в своих покоях, обставленных с необычайной пышностью, но слушал их невнимательно. Похоже, он уже успел потерять к Риму всякий интерес, а вызов, брошенный язычниками христианской вере, его не взволновал вовсе. Он лишь махнул рукой в сторону оплошавших послов и навсегда забыл об их существовании. Зато на патриарха Ефимия, пожелавшего встретиться с осведомленными людьми, рассказ очевидцев убийства божественного Олибрия произвел очень большое впечатление. В отличие от Василиска, Ефимий сразу же осознал опасность, грозящую христианскому миру. Подлог, осуществленный сиятельным Орестом, когда черни вместо одного младенца подсунули другого, мог, по его мнению, отсрочить катастрофу, но отнюдь не предотвратить ее. Пергамий и Феофилакт придерживались того же мнения, более того, призвали патриарха вмешаться в конфликт между Василиском и Зиноном, дабы наконец разрешить его в ту или другую сторону, ибо гражданская война в Византии в нынешних обстоятельствах становится губительной как для империи, так и для христианской веры.

— И кого же я, по-твоему, должен поддержать, высокородный Феофилакт? — пристально глянул на евнуха патриарх.

— Зинона, — тихо отозвался комит, отводя глаза в сторону. Ответ этот дался Феофилакту очень непросто, ибо он терпеть не мог исаврийца. Тем не менее он отдавал себе отчет в том, что именно Зинон, человек решительный и далеко не глупый, способен в нынешней ситуации противостоять северным варварам.

— А что по этому поводу думает сиятельная Верина? — спросил евнуха Ефимий.

— Императрица охладела к своему брату, но ее беспокоит судьба людей, которых она привлекла на его сторону и которые поддержали Василиска только потому, что к нему благоволила мудрая Верина.

— Иными словами, вы требуете от Зинона гарантий собственной безопасности?

— Да, — быстро ответил Пергамий.

— Не только, — поправил комита финансов Феофилакт. — Сиятельная Верина обеспокоена тем, что у Зинона нет наследника, а потому она настаивает на том, чтобы юный сын ее племянника магистра Арматия был объявлен кесарем и соправителем императора.

— А что будет с Василиском?

— Божественный Василиск сам выбрал тот скорбный путь, по которому ему придется пройти до конца, — сказал со вздохом Феофилакт. — Для сиятельной Верины будущее империи и христианской веры куда важнее судьбы близкого ей по крови, но не по духу человека.

Возможно, у патриарха Ефимия на этот счет были большие сомнения, но высказывать их вслух он не стал. Соглашение Верины с Зиноном могло предотвратить кровопролитие, губительное для Византии и христианской веры, именно поэтому Ефимий согласился его поддержать. Другое дело, что он вряд ли изменил свое мнение относительно вдовы божественного Льва, которую не без оснований подозревал в пристрастии к магии и языческим культам. Феофилакт не скрыл своих сомнений на этот счет от своей благодетельницы, но Верина, увлеченная противостоянием с некогда горячо любимым, а ныне столь же горячо ненавидимым братом, кажется, пропустила их мимо ушей. Эта женщина бесспорно была умна, но каким-то своим, чисто женским умом. Чувства слишком часто брали в ней верх над расчетом, и это оборачивалось большими неприятностями и для нее самой, и для ее сторонников. Конечно, Зинон охотно согласится на предложенный Вериной союз, но что ему помешает отречься потом от данного ей слова? Феофилакт попытался донести эту простенькую мысль до Верины, но та лишь махнула рукой в сторону преданного евнуха. Феофилакт не рискнул бы назвать себя полноценным мужчиной в силу прискорбных обстоятельств, но женщиной он точно не был, а потому не мог себе даже представить, какие мысли и чувства обуревают сейчас императрицу. На помощь загрустившему евнуху пришел комит свиты Анастасий, насмешливый малый лет двадцати пяти, числившийся ныне в сердечных друзьях стареющей императрицы. Он навестил Феофилакта в его скромном убежище, где евнух предавался отдохновению после тяжких трудов на благо империи.

— Империя могла бы более щедро наградить своего преданного сановника, — заметил Анастасий, обводя глазами скромно обставленное помещение. — Не говоря уже об императрице. Должен заметить тебе, высокородный Феофилакт, что мои услуги она оплачивает более щедро.