Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий

Впрочем, и это еще было не самое важное.

Полгода уже сулят официальное признание Украинского государства союзные державы Антанты. Обещала Франция. Обещала Англия. Обещал пан дать кожух, так и слово его греет… Прислали покуда свои военные миссии и дипломатических наблюдателей. Но официального признания и до сих пор нет как нет…

Может, консул Дженкинс привез признание от Соединенных Штатов? Тоже — первым среди всех? И именно потому разрешает себе вызывать… или, скажем, срочно приглашать самого премьера признанного ими правительства?..

Винниченко вскочил с места:

— Который час, товарищ София?

— Пять минут третьего, прошу пана презеса.

— Автомобиль!

8

Петлюра меж тем действовал решительно. У него не было времени на болтовню. И он не имел права медлить. Ведь он не какой–нибудь там председатель парламента или, скажем, премьер–министр, он глава военного дела — первый человек в государстве в военное время. А военное дело, особенно в военное время, не терпит ни малейшего промедления.

Тем паче, что все было абсолютно ясно.

Страна нуждалась во власти твердой руки. У вооруженной власти стоял он. Значит, он должен был обладать соответствующей твердой рукой.

Потому–то Петлюра и начал с приказов.

Приказы он писал собственноручно.

Когда он писал приказы, в его кабинет не имел права входить никто, а на пороге стоял с обнаженной шашкой сам сотник личной охраны Наркис.

В кабинете — бывшем генерала Квецинского, а ныне Петлюры — было уютно: те же репинские «Запорожцы» на стене, та же хрустальная люстра, те же телефонные аппараты на столике у окна… А давно ли в этом кресле сидел генерал, и он, Петлюра, словно проситель, ежился вон там, напротив, на стульчике?

Впрочем, генералы уже были Петлюре нипочем. Беседовал с Квецинским, беседовал с Корниловым, беседовал и с Духониным. Квецинский дал драла — пятки засверкали. Корнилова посадили в кутузку — с перспективой попасть на виселицу. Духонин просто получил пулю из матросского маузера. А вот он, Петлюра, жив–здоров и сейчас даже распоряжается любыми царскими генералами.

Приказ, который только что сочинил Петлюра и который в данный момент лежал перед ним на столе, был о назначении царского генерала Щербачева командующим первым в истории Украины Украинским фронтом, который протянулся по территории Украинской народной республики от Припяти до самого Дуная!

Ах, да! Надо же сперва — приказ о самом создании Украинского фронта!

Петлюра переправил в заголовке приказа № 1 на 2, придвинул к себе чистый лист и под № 1 в шести строках оповестил армию, фронт и тыл, Украинское государство, всю бывшую Российскую империю, а также и весь мир, что, согласно его воле, воле начальника вооруженных сил Украины, отныне Юго–Западный и Румынский фронты объединяются в один — Украинский.

Ведь именно так договорено было три дня тому назад в ставке верховного главнокомандующего между ним, Петлюрой, и верховным — Духониным. Духонина, правда, вчера ухлопали большевики, но разве это имеет принципиальное значение?

Ах, да! Большевики ведь назначили своего большевистского главковерха — прапорщика–большевика Крыленко, того самого, что сбежал–таки из–под расстрела от генерала Квецинского, из киевского Косого капонира. От Петлюры бы, будьте уверены, не сбежал!..

Что ж, совершенно очевидно, что нужен еще один приказ.

Петлюра придвинул третий листок бумаги и настрочил приказ № 3: самозванного большевистского главковерха, поскольку не признана власть Петроградского Совета Народных Комиссаров, — не признавать. Войскам Украинского фронта, а также гарнизонам, дислоцированным на всей территории Украины, приказов мнимого главковерха Крыленко не выполнять и распоряжениям ставки не подчиняться…

На минуту перо в руке Петлюры повисло над бумагой — перед тем как поставить подпись. А кому же тогда подчиняться? Генералу Щербачеву. А генерал Щербачев кому подчиняется? Петлюра опустил перо на бумагу… только генеральному секретарю военных дел Украинской народной республики Симону Петлюре.

Теперь три приказа лежали рядом на столе, и на них можно было минуту полюбоваться. Затем Петлюра встал, заложил руки за спину и прошелся по кабинету взад–вперед.

Перед окном Петлюра остановился. Волнение распирало ему грудь. Вот и свершился акт исторической важности. За окном город тонул в тоскливой осенней мгле. С серого неба сеялась изморось, сквозь сетку дождя едва вырисовывался фантастический дом с морскими чудищами на крыльце — напротив, а дальше, под горой, даже театра Соловцова почти не было видно. Давно ли миновали времена, когда он, Петлюра, проходил вон через тот крайний подъезд на галерку театра, а потом рысцой спешил в ночную редакцию на Владимирскую, чтоб успеть в утренний номер дать рецензию на «Веру Мирцеву» с Полевицкой в главной роли или «Тетку Чарлея» — с Кузнецовым? И получить за это в кассе… один рубль пятьдесят копеек. При этом еще рецензентам украинских газет контрамарок не давали; билет стоил полтинник, бумаги испишешь на пятак, чернил копейки на две, а сколько стопчешь калош и протрешь штанов на этом самом месте?.. А теперь — это вам не театр: исторический акт! И вершит его он, Петлюра, на театре военных действий, на Украинском фронте… Гм! А как же будет с украинскими частями, которые и до сих пор находятся за пределами Украины, на фронтах Западном, Северном или Турецком?

Нужен был еще один приказ.

Петлюра вернулся к столу, сел, придвинул бумагу и взял перо.

Гм!.. Но ведь он — начальник всех вооруженных сил Украины — разве может издавать приказы по другим фронтам?.. Разве командующие теми фронтами примут во внимание его приказ?..

Петлюра задумался, уже в который раз выписывая и снова наводя пером цифру 4 — приказ № 4.

Нужно было изобрести какую–нибудь юридическую заковыку… Ara!

Перо Петлюры быстро побежало по линованной бумаге. Из–под пера явилось:

«Приказываю всем украинским воинским частям, пребывающим в Петроградском, Московском и Казанском военных округах, подчиняться лишь: в Петрограде — петроградскому украинскому революционному штабу, а в Москве и Казани — украинским войсковым радам».

Юридическая заковыка найдена: ведь войсковые украинские рады всех фронтов и украинский так называемый революционный штаб в Петроградском военном округе подчинены были непосредственно ему, генеральному секретарю военных дел УНР.

Петлюра облегченно вздохнул и задумчиво посмотрел в окно. Рука его машинально придвинула еще один лист бумаги, и перо — так же автоматически — вывело наверху: «Приказ № 5».

Что бы такое еще приказать — под пятым номером?

О чем они еще договаривались с покойным — царство ему небесное — последним главковерхом Духониным?