Бен Кейн - Серебряный орел

Он откашлялся и презрительно плюнул кровавой мокротой в сторону бандитов.

Времени на разговоры больше не оставалось. Разозленные пренебрежением Секста и вновь обретя уверенность в себе, враги решительно двинулись вперед. Как-никак, теперь их было шестеро против двоих, а страх перед ранением или смертью полностью заглушило желание изнасиловать Фабиолу. Разве трудно одолеть перепачканную кровью молодую аристократку и тяжелораненого раба?

Обретенная было уверенность начала покидать Фабиолу. Лучше вооруженные и, судя по всему, дисциплинированные, новые пришельцы казались настроенными куда решительнее, чем голодранцы, напавшие первыми. В ее сердце проснулся страх. Подняв гладиус, она двинулась вперед, пытаясь на ходу вспомнить то, что когда-то показывал Ромулу чернокожий немой привратник. Секст шел рядом с нею, держа в руках подобранное с земли копье.

Один из головорезов засмеялся — угрожающе и очень противно.

И Фабиола вспомнила, где же видела его прежде.

Это были фугитиварии.

И словно в ответ на ее мысли, из переулка появилась коренастая фигура человека с каштановыми волосами и глубоко посаженными глазами. Одет он был в кольчугу военного образца и носил на запястьях широкие серебряные браслеты. А за спиной у него стояли еще шесть человек, все вооруженные до зубов.

Копье дрогнуло в руке Секста; Фабиола испуганно поднесла ладонь ко рту.

Сцевола издевательски поклонился.

У Фабиолы оборвалось сердце. Значит, засада была тщательно подготовлена.

Маргиана, зима 53/52 г. до н. э.

Прежде всего Ромул обратил внимание на тишину. Укрепленный пост, до которого они добирались весь день, располагался у основания пологого откоса широкой ложбины. Следовательно, любой, кто приближался с запада, должен был издалека услышать звуки, сопровождавшие жизнь гарнизона, — при свете дня в любом римском лагере звенели молотки кузнецов, отбивавших щербины на клинках мечей, кричали воины, гремели трубы, оповещавшие о смене караула. Но сейчас ничего этого слышно не было. Ни звука.

По спине Ромула пробежали холодные мурашки. После того как он миновал висевший на кресте труп, все его мысли были только о Фабиоле и матери. Если его видение было правдой и в Риме действительно воцарилось полное безвластие, как это скажется на судьбах тех, кого он любит? Хранившиеся в его сознании хрупкие образы, благодаря которым он до сих пор сохранил свой разум, начали расплываться. Это вернуло его к действительности.

Его товарищи думали о своем — о стертых ногах, о том, что скоро поедят горячего, — и не замечали ничего необычного. Даже Новий притих и давно уже не отпускал ядовитых колкостей. Дарий, тоже не думая ни о чем дурном, совещался с младшим офицером. Колонна топала вперед, мимо торчавшего на обочине дороги невысокого каменного столбика с надписью. Такими столбами был отмечен весь путь от главного форта. Последний находился в полумиле от места назначения; увидев его, легионеры без команды прибавили шагу.

Ромул стиснул зубы. Неужели никто, кроме него, ничего не замечает?

— Не нравится мне это, — прошептал он Бренну.

Галл удивленно взглянул на него, но, сообразив, что у друга должны быть какие-то причины для беспокойства, прищурился и огляделся по сторонам. Ничего подозрительного не заметил, но все же насторожился.

— В чем дело? — вполголоса осведомился он.

— Слишком уж тихо.

Бренн вскинул голову, прислушался, но тоже не услышал ничего, кроме хруста подбитых железными гвоздями калиг по замерзшей земле, и вновь, теперь уже с нескрываемым подозрением, окинул окрестности взглядом.

— Если хочешь сообщить об этом, лучше не мешкай. — Он указал на Дария.

Довольно скоро должен был показаться форт, куда направлялся отряд.

Ромул тревожно обернулся. В глаза ударило светившее в спину предзакатное солнце, не позволявшее отчетливо разглядеть, что делалось позади. Все же фигуру конника, наблюдавшего за легионерами с холма, нельзя было не заметить. И нельзя было не узнать скифа.

Ромул заморгал, ослепленный. Когда же его взгляд прояснился, всадника на гребне уже не было.

Новий увидел, как Ромул обернулся, и выразительно чиркнул пальцем по горлу.

Но тот сделал вид, будто не заметил этого жеста.

— Так будешь говорить с Дарием? — спросил Бренн, не видевший обмена враждебными взглядами.

— Уже поздно. Они у нас за спиной, — прошептал Ромул и поспешно рассказал галлу о том, что увидел.

Бренн чуть не выругался вслух, но быстро стиснул зубы. Несмотря на тревогу, он все же был горд наблюдательностью своего друга-воспитанника. Но если Ромул прав, то они мало что могут сделать. Галл оценил в уме ситуацию. Там, где они находились, об успешной обороне нечего было и думать. Отряд шел между двумя склонами, откуда по нему можно было прицельно стрелять. Но и возвращаться назад было небезопасно.

— Что в лоб, что по лбу… — проворчал он. — Драться мы сможем только на ровном месте перед самым фортом.

Ромул кивнул. Он думал точно так же.

— Нужно сообщить Дарию, — сказал он.

Оптион удивился, когда Ромул вышел из строя и прошептал ему на ухо свою просьбу, но сразу разрешил молодому легионеру переговорить с командиром.

Размахивая притороченной к рогульке поклажей, Ромул пробежал вперед и догнал старшего центуриона. Лошади Дария оставалось сделать десяток шагов до гребня, закрывавшего от взглядов место назначения отряда.

— Командир!

Толстый парфянин сдержал лошадь и приветливо улыбнулся Ромул у — тот был одним из лучших солдат в его когорте.

— В чем дело? — спросил он на латыни.

— Засада, командир, — ответил Ромул. — У нас за спиной скифы.

Дарий повернулся в седле и обвел пристальным взглядом пустынный пейзаж.

— Ты уверен?

Ромул рассказал о том, что видел, и парфянин сразу помрачнел.

— Значит, нужно быстрее добраться до крепости, — сказал он. — Тогда нас будет двести с лишним человек. А эти твари сразу образумятся.

— Если наши еще живы, — ответил Ромул, намеренно переходя на парфянский язык. Он решил, что чем больше народу будет знать об угрожающей им опасности, тем лучше.

Стражники, сопровождавшие Дария, как и других парфянских командиров, встревожились.

— Объясни толком! — прошипел Дарий.

Ромул открыл было рот, но тут лошадь старшего центуриона сама по себе остановилась, выйдя на ровный скалистый участок, где солдат мог оглянуться на свой лагерь, прежде чем двинуться вперед, а смена, уставшая после долгого перехода из главного лагеря, оценить пройденный путь. Шедшие позади легионеры тоже остановились и, как всегда, пользуясь любой возможностью передохнуть, сложили наземь рогульки и щиты.