Розмэри Сатклиф - Песнь меча

Сон одолел его, и когда он вновь открыл глаза, мир опять стал таким, как прежде. Но он ничего не забыл…

Он пролежал в амбаре четыре дня, много спал, а Мергуд и Эрп ухаживали за ним, пока шли последние приготовления к отплытию в Исландию. Он окреп, раны от когтей на щеке и плече заживали, а от дикой головной боли, с которой он просыпался, остался лишь неприятный отголосок. На пятое утро он стал нетерпеливо требовать рубашку, чтобы встать.

— Еще рано, — сказала Мергуд. — Полежи еще денек.

И Бьярни ворчливо уступил. Скоро он останется один и встанет, закутается в тюленью шкуру и пойдет искать рубашку. Но, может, Мергуд, которая раньше ухаживала и за другими юношами, поняла, что значит эта неожиданная покорность. Как бы то ни было, Бьярни очень редко оставался один.

После полудня приехали воины из поселения Торштена, и леди Од вышла к ним, чтобы обсудить дела, пока Мергуд накрывала на стол, а Эрп занимался лошадьми. Бьярни решил воспользоваться этим, но вдруг маленькие фигурки Лилы и Сигни появились в дверях и присели на корточки в ногах его самодельной постели. Они и раньше заходили несколько раз, приносили еду и держали лечебные мази, когда Мергуд обрабатывала его плечо: они уже достигли того возраста, когда к такому надо было привыкать. Но на этот раз они не собирались уходить быстро.

Бьярни сверкнул глазами:

— И зачем вы пришли, интересно?

— Мергуд и бабушка попросили нас посидеть с тобой, — добродушно объяснила Сигни, старшая. — Мы должны оставаться здесь, пока кто-нибудь не придет, чтобы ты не встал с постели. Мергуд сказала, тебе надо полежать еще один день.

— А если я все-таки встану?

— Но ты же не встанешь, правда? — сказала Сигни.

А Лила добавила умоляюще:

— Пожалуйста, не вставай, ведь нам поручили заботиться о тебе.

Бьярни подтянул колени к подбородку под одеялом из тюленьей шкуры, сел и уставился на них, а они смотрели на него. Одно мгновенье он все-таки собирался встать. Но если бы он это сделал, дети почувствовали бы себя маленькими и глупыми, потому что не справились даже с таким пустяковым заданием. Несмотря на все свое безрассудство, он не мог так поступить с ними — на это и рассчитывали леди Од и ее служанка.

Лила откинула полы накидки и достала гусли.

— Мы принесли это. Мы подумали, ты расскажешь нам что-нибудь интересное или споешь песню, и время пройдет незаметно. — Она наклонилась и положила гусли ему на колени.

«Это лучше, — подумал Бьярни, — чем сидеть и смотреть друг на друга, пока не придет помощь».

Он взял маленький потертый инструмент и устроился поудобнее, облокотившись на здоровое плечо. Он играл не хуже других и даже с больной рукой мог бренчать довольно сносно. Но все песни и рассказы, которые он знал, они слышали уже сотни раз.

— Расскажи о троллях, — попросила Лила.

— Расскажи о себе, когда ты был маленьким, — сказала Сигни, почувствовав, что он в затруднении и желая помочь.

И вот, извлекая из расстроенных гуслей странный рой звуков, когда надо было усилить впечатление, Бьярни стал рассказывать о том времени, когда он был мальчишкой в Норвегии, задолго до того, как приплыл на запад; о том, как он и его друг Арва решили разбогатеть и вломились в древнее захоронение на пустошах, прямо над поселением, где, как говорили, покоился конунг, а вокруг него — золотые драгоценности и прекрасное оружие. На самом деле приключение было не такое уж веселое, потому что, спрятавшись за кустами дрока, копали они долго, но нашли только горшок обуглившихся костей и древний кинжал, весь изъеденный ржавчиной.

Увидев восторженные лица Лилы и Сигни, он решил приукрасить рассказ. Он добавил битву с троллихой для Лилы, и грозу, наполнившую небо биением темных крыл, а кости и ржавый кинжал превратились в скелет конунга в кольчуге — блестящей, как чешуя лосося, и шлеме с темно-красным медным забралом, а вокруг него — кубки, и мечи, и лошадиные сбруи из чистого золота — столько, что им пришлось сходить за корабельным навесом, чтобы унести все это богатство. Рассказ все больше обрастал невероятными подробностями, и Бьярни обнаружил в себе дар рассказчика, о котором не подозревал.

— А что стало с сокровищами? — спросила Сигни, когда он закончил.

— С сокровищами? — сказал он медленно, чтобы потянуть время.

И ответ возник сам собой.

— Конунг Харальд Прекрасноволосый прослышал о них — и они исчезли.

Девочки грустно закивали головами. Они знали как отзываются о Харальде Прекрасноволосом те, кто приплывал в западные моря, чтобы одолеть его. И Лила сказала:

— Даже дельфин из голубого стекла?

Бьярни забыл, что упоминал о дельфине, когда перечислял сокровища. Наверное, он сделал это неосознанно, просто потому что никогда не забывал о нем, хотя за последние пять лет почти и не думал.

— Вовсе нет, — сказал он, — я спрятал дельфина и, когда поплыл на запад, взял его с собой.

— Он все еще у тебя? — сказала Лила, а Сигни тут же попросила:

— Покажи нам!

Бьярни покачал головой; он устал, и очарование вымысла больше не радовало его. Он вернулся к правде:

— У меня его нет. Когда я взял свой меч и покинул Рафнглас, я закопал его в укромном местечке, о котором никогда не забуду, — в маленькой долине под пустошью, со славной землей.

— Но ты же вернешься за ним когда-нибудь?

— Возможно, — сказал Бьярни, задумчиво перебирая струны.

Незаметное движение в дверях заставило его обернуться. Эрп стоял со сбруей в руках и прислушивался, слегка склонив голову набок.

В последний вечер перед спуском «Девы-тюленя» на воду, когда уже разложили бревна, а западный ветер с дождем покачивал верхушки деревьев, Бьярни пришел в покои леди Од, чтобы поговорить с ней. Плечо еще ныло, и его не покидало чувство, будто по нему проехалась целая ладья, но земля уже не уходила из-под ног, и он мог стоять перед своей госпожой, не раскачиваясь из стороны в сторону.

Она сидела у очага, среди сундуков и узелков, ожидавших утреннего плавания. Мергуд и Сигни с Лилой готовились к отплытию в глубине комнаты, а леди Од смотрела в огонь, и руки ее лежали на коленях ладонями вверх. Кажется, впервые он видел ее, сидящую у очага без работы в руках.

Несколько минут он простоял в ожидании, и наконец она взглянула на него.

— Бьярни Сигурдсон, ты хотел мне что-то сказать?

— Госпожа, — начал Бьярни, — я был вам верным слугой и останусь им до того дня, как мы спустимся на берег, но когда вы отплывете в Исландию, верните мне мою свободу.

Леди Од посмотрела на него, слегка приподняв резко очерченные брови.

— Тебя тянет в неведомые моря?

— Нет, домой — в родную землю.

— В Исландии много хорошей земли, или ты хочешь остаться на Кейтнессе?

— Пять лет моего изгнания прошли, и я могу вернуться в свое поселение, — сказал Бьярни.