Розмэри Сатклиф - Песнь меча

— Я был неподалеку, решил заехать к тебе и спросить про урожай.

— Урожай хороший, — сказала Ангарад с тихим торжеством. — Хороший урожай после двух тяжелых лет. Может, неудачи наконец покинут нас.

Бьярни уловил в ее голосе вызов.

— Теперь я вижу сам, о чем говорит вся деревня: прекрасный незнакомец с черным псом, который явился к тебе из моря в ночь, когда бушевала гроза.

Он хлестнул взглядом по Бьярни с любопытством, насмешкой и — самое опасное — страхом. Бьярни выдержал взгляд, не проронив ни слова и чувствуя, как замер Хунин у его ноги.

Ангарад охотно ответила, все еще радуясь хорошему урожаю:

— Что ж, теперь ты видишь сам: это Бьярни Сигурдсон, моряк, потерпевший крушение той ночью вместе со своим псом. Буря стала для меня большой удачей, ведь, когда Гвин слег, мне пришлось работать в усадьбе одной.

Мужчина засмеялся.

— Выдумаешь тоже! Или он тебе наговорил?

— Это правда, — сказала Ангарад.

— Значит, правда, — в голосе Ривеллана проскочила насмешка, — значит, в честь жатвы ты надела лучшее платье и украсила волосы полевыми цветами?

Бьярни видел, как его взгляд скользил по ней с самодовольным наслаждением, и понял, что он тоже очарован ее видом в женской одежде. При этом он выставлял рогами пальцы руки, которой держал поводья, скрыв ее в складках плаща.

— Вся деревня, должно быть, пирует этой ночью.

— Что ж не пригласишь гостя выпить кружку эля в честь жатвы?

— Я принесу тебе эль, коли желаешь, но пригласить в дом не могу. Гвин умирает, не будем его беспокоить.

— Понятно, — его лицо внезапно изменилось. — Не надо эля. Лучше не есть и не пить в этом доме. А что касается жатвы — забудь о ней. Олень забрался на посевы два дня назад. Этой зимой амбары будут пусты.

У Ангарад перехватило дыхание, и Бьярни почувствовал, как она напряглась всеми струнами души.

— Ячмень был цел, когда мы проходили там три дня назад.

— Да, кое-кто видел, как ты стояла и смотрела на него, и он с тобой. Той же ночью появился олень.

— Я тут не при чем, — сказала Ангарад ровным и четким голосом, как будто стояла перед судом.

— Неужели? Но крестьяне считают по-другому, а страх — опасный зверь, стоит ему вырваться наружу. Советую тебе отправиться назад в монастырь. Я заплачу золотом за твое второе приданое, если ты лишилась первого, так безрассудно вернувшись в мир [101] В давние времена девушка, уходя в монашескую обитель, отдавала туда и свое приданое. .

Ангарад ответила тем же четким, спокойным голосом:

— Я не продам тебе землю за приданое на Небесах, даже если ад разверзнется у моих ног!

Ривеллан не подал виду, что эти слова задели его за живое, но конь, которому не терпелось сорваться с места, задрожал и забил копытами, вскинул голову и фыркнул, как будто его резко дернули за узду.

Хунин, который все время тихо ворчал, грозно зарычал, предупреждая врага держаться подальше. Ривеллан свистнул, и в тот же миг собаки, готовые броситься вперед по мановению руки хозяина, ощетинившись, кинулись на Хунина.

Хунин совсем не был бойцом, но никогда не убежал бы от опасности, поджав хвост. Он радостно прыгнул навстречу двойной угрозе, и в следующую минуту у самого порога завязался дикий, суматошный бой.

Ривеллан отдернул испуганного коня в сторону и с любопытством наблюдал, но бой продлился недолго — двое против одного, не приученного быть убийцей.

Ангарад крикнула:

— Отзови собак!

Бьярни кинулся в безобразный клубок царапавших друг друга когтей и грозных челюстей, готовых разодрать все на своем пути. Хунин лежал на земле, и одна собака схватила его за горло. Бьярни вцепился в косматую шею, пытаясь оттащить ее, но как только он стал разжимать крепко стиснутые челюсти, вторая собака накинулась на него, свалив с ног, и он почувствовал, как ее зубы вонзились в плечо. Хунин еще боролся, но силы покидали его. Не долго думая, Бьярни выхватил из-за пояса нож, который словно сам вырвался из чехла, и вонзил в горло нападавшего. Теплая кровь выхлестнула на руку, и собака захрипев, упала. Он схватился за ошейник Хунина, когда пес еле встал на ноги, задыхаясь и хватая ртом воздух, и попытался отбиться от второй собаки. Но тут над его плечом появился огонь, брызжущий воском и искрами, — факел, который Ангарад, сунула в рычащую морду. И собака Ривеллана отпрянула, мотая головой и визжа, как щенок.

Бой закончился неожиданно и все стихло. Одна собака все еще пыталась, задыхаясь, рычать, другая скулила и терла лапой обожженную морду. А третья дергалась на земле, и кровь била из ее горла красным фонтаном. Вскоре она затихла.

— Ты убил моего лучшего пса, — прошипел Ривеллан.

— Который со своим братом хотел убить моего — по твоему приказу, — возразил Бьярни.

На мгновенье ему показалось, что Ривеллан потребует Хунина взамен своей мертвой собаки, и он задумался, как поступить.

Но Ривеллан, казалось, угадал его мысли, и его толстые губы искривились усмешкой:

— Думаешь, я взял бы такого пса в свою свору?

И снова зазвучал голос Ангарад, спокойный, мелодичный и острый, как наточенный меч:

— Ривеллан, брат мой, ты увидел то, за чем приходил, и сказал то, что хотел; теперь уезжай, пока полная луна еще высоко и осветит тебе обратный путь.

Мужчина повернулся в седле, чтобы посмотреть на нее, стоящую с высоко поднятым факелом.

— Да, я увидел то, что хотел, — о чем говорит вся деревня: тебя с твоим левшой, морским бесом и черным призраком. Как тебе удавалось околдовывать меня все эти годы, пока ты не укрылась у святых сестер?

Он говорил тихо, почти нараспев, но вдруг пронзительно закричал:

— Да, я видел тебя с полевыми цветами в волосах, когда посевы в долине побиты и растоптаны. Помни об этом — ты, с ведьминым клеймом на длинной белой шее!

Выкрикнув последние слова, Ривеллан дернул коня за узду, вонзил шпоры в бока, и несчастное животное ринулось к долине, а оставшаяся в живых собака понеслась следом.

Спустя несколько мгновений они уже вынеслись из ворот в терновой ограде, оставив за собой истоптанный, взбудораженный двор — ожесточенный стук копыт донесся с тропинки, — словно это опять мчался Дикий Охотник — затем по торфяному склону долины и исчез вдали. Наступила тишина, и только ветер завывал под луной. Бьярни тяжело вздохнул и протянул руку, чтобы отдернуть Хунина, который, тихо рыча разодранным горлом, подкрался понюхать мертвого пса, лежавшего у порога.

— Я унесу отсюда собаку, — сказал он.

Ангарад покачала головой.

— Сначала я перевяжу твои раны и Хунина. В дом, оба.