Мэри Стюарт - Сборник «Хрустальный грот»

Кадал улыбнулся и вышел.

Он оказался прав. В течение двух недель я совсем не видел его, потом Утер уехал с воинами на север. Поездка планировалась в качестве учебного похода, а также с целью сбора провианта. Особо я не жалел о разлуке с Утером. Мне почему-то казалось, что ему не по душе мое присутствие в доме его брата. Доброта же Амброзиуса ко мне немало раздражала его.

Я ожидал, что после той ночи мы совсем перестанем видеться с Графом. Однако он часто по вечерам присылал за мной. Во время встреч расспрашивал меня, слушал мои рассказы о доме. Устав, он просил сыграть ему на лире. Иногда мы играли партию-другую в шахматы. К моему удивлению, мы сражались на равных, и я не чувствовал, чтобы он мне поддавался. Здесь широко распространены кости, но он не рисковал противостоять несовершеннолетнему предсказателю. Шахматы имели большее отношение к математике, нежели к волшебству, и менее подчинялись законам черной магии.

Он сдержал свое обещание и растолковал мне значение виденного в ту ночь сна. Время шло, воспоминания затуманивались. Я уже начал считать, что увидел его под влиянием холода, голода и… старого рисунка на моем римском сундуке в Маридунуме, на котором были изображены стоящий на коленях бык, человек с ножом и усеянный звездами небесный свод. После рассказа Амброзиуса я понял смысл той картины. Я увидел бога, покровительствовавшего воинам, бога Слова, Света, Доброго Пастыря, посредника между единым богом и человеком. Мне привиделся Митра, пришедший тысячу лет назад из Азии. Амброзиус рассказал мне, что он родился в середине зимы в пещере, пока пастухи смотрели за сиявшей звездой. Он был создан из земли и света, отделившись от скалы. В левой руке держал факел, а в правой — нож. Он убил быка, чтобы, окропив почву, дать земле жизнь и плодородие. После последней трапезы из хлеба и вина его отозвали на небо. Он являлся богом-символом силы и доброты, храбрости и воздержания.

— Бог воинов, — повторил Амброзиус. — Поэтому мы установили здесь его культ. Подобно тому, как это делалось в римских армиях, мы нашли точку соприкосновения, общую для всех командиров, начальников и мелких королей всех мастей и убеждений. Я не могу рассказать тебе о богослужении, это запрещено, но представление ты уже имеешь. В ту ночь я со своими офицерами как раз собрался на проведение этой церемонии. Но твой рассказ о вине и хлебе, убийстве быка произвел сильное впечатление. Ты узнал об этой церемонии больше, чем нам вообще разрешено. Когда-нибудь узнаешь о ней подробно. А до тех пор будь осторожен, и если тебя спросят о видении, то помни, что это лишь сон. Понял?

Я кивнул, но в голове у меня вертелась лишь одна мысль. Вспомнилась мать, христианские священники, Галапас, источник Мерлина, все виденное в воде и слышанное на ветру.

— Ты хочешь посвятить меня богу Митре?

— Мужчина берет власть, как бы она ему ни досталась, — проговорил он. — Ты сказал, что не знаешь, под покровительством какого бога находишься. Возможно, ты идешь по стезе, освященной Митрой. Она и привела тебя ко мне. Посмотрим. Пока же он останется покровителем воинов, и нам еще потребуется его помощь. А теперь, если хочешь, неси лиру и спой мне…

Он обращался со мной лучше, чем с принцем, так, как не обращались со мной даже в доме деда.

Кадала приставили ко мне в качестве личного слуги. Вначале мне показалось, что ему это может не понравиться и он расценит это как понижение по службе.

Но потом понял, что он доволен. Вскоре у нас установились приятельские отношения. Поскольку во дворце не было детей моего возраста, он стал моим постоянным спутником. Сначала мне дали собственную лошадь Амброзиуса, но потом я стыдливо попросил заменить ее на лошадь поменьше, подходящую моему росту. Так у меня появился небольшой крепкий серый конек. В порыве тоски я назвал его Астером.

Так прошли первые дни. Вместе с Кадалом я изучал округу. Мороз не сдавал позиций, но вскоре пришли дожди. Поля заболотились грязью. Дороги стали скользкими и ненадежными. Во все углы проникал холодный ветер, дувший день и ночь. Малое море приобрело металлический серый цвет и покрылось барашками. Каменные истуканы покрылись с северной стороны темными пятнами влаги. Однажды я попытался найти изваяние с обоюдоострым топором и не смог. Зато мне попалось другое. При особом освещении можно было заметить вырезанный на камне кинжал. Мой пони не любил эту дорогу.

Конечно же, я изъездил город вдоль и поперек. В центре стоял замок короля Будека, возвышавшийся на каменной гряде и обнесенный высокой стеной. К воротам вела мощеная дорога. Я часто видел, как по ней во дворец въезжал Амброзиус или его начальники. Сам же я не заезжал дальше охранного поста, расположенного у основания горы. Несколько раз видел и короля Будека, выезжавшего вместе со своими людьми. Его волосы и борода совсем побелели, но на крупном гнедом мерине он смотрелся лет на тридцать моложе. Ходило бесчисленное множество историй о его искусстве владения оружием и о данной им клятве отомстить Вортигерну за убийство своего кузена Констанция.

Месть грозила затянуться на всю жизнь. Для столь бедной страны не представлялось возможным собрать армию, способную победить Вортигерна и саксов. Но теперь уже скоро, как говорили люди…

Ежедневно, при любой погоде проводились учения. Сейчас Амброзиус располагал армией в четыре тысячи человек. Что касается расходов короля, то они окупали себя. В тридцати милях от города проходила граница с владениями одного молодого короля, алчного до чужого добра. Его сдерживали лишь сведения о растущей мощи Амброзиуса и репутация его воинов. Будек и Амброзиус распространяли слухи об оборонительных целях, боясь, чтобы Вортигерн ничего не узнал. Известия о подготовке Амброзиуса к войне доходили до него лишь в форме слухов, не содержащих ничего конкретного. Вортигерн считал (как того и хотел Будек), что Амброзиус и Утер смирились со своей участью изгнанников и поселились в Малой Британии как наследники Будека и сейчас их заботила лишь охрана границ королевства.

Такое впечатление поддерживалось и тем, что армия использовалась для заготовки продукции для города и других гражданских работ. Закаленные воины Амброзиуса выполняли любые обязанности. Они обеспечивали дровами целый город, копали торф и обжигали уголь, строили и работали кузнецами. Воины делали не только оружие для себя, но и инструменты для обработки земли и строительства — лопаты, плуги, топоры и косы. Они объезжали лошадей, пасли и забивали скот, строили повозки. Они могли вырыть ров и огородить лагерь за два часа и убрать все за час. В армии имелся инженерный корпус. Их мастерские занимали половину квадратной мили. В них можно было изготовить что угодно, начиная от висячего замка и кончая кораблем. Короче говоря, они готовились высадиться в неизвестной стране и быть способными полностью обеспечивать себя, жить и быстро передвигаться в любых природных условиях. Однажды в моем присутствии Амброзиус сказал одному из офицеров, что только для воинов, привыкших к хорошей погоде, война является приятной прогулкой. «Я же воюю, чтобы побеждать, а победив — держаться, — подчеркнул он. — Британия — большая страна. По сравнению с ней наш уголок Галлии — заливной луг. Поэтому, господа, — сказал он, — мы сражаемся и весной, и летом, а первого октября мы не пойдем на отдых точить мечи до весны. Мы продолжим сражение, если понадобится, и в снег, и в бурю, и в мороз. И при этом в любую погоду мы должны будем есть и кормить пятнадцать тысяч человек, и хорошо кормить».