Мэри Стюарт - Сборник «Хрустальный грот»

Это уже была просьба, а не приказ. Мы разговаривали друг с другом, стоя по разные стороны от камня. Его слова послужили началом чего-то, чего я еще не знал.

— Возможно, весной, — покачал я головой. — Я хочу присутствовать на коронации. Будь уверен, когда я тебе понадоблюсь, я приеду. Но сейчас я должен вернуться домой.

— В свою нору в земле? Ну, если ты так этого желаешь… У тебя скромные запросы, видит бог. Так тебе ничего не надо от меня? — он показал рукой на каменный круг. — В народе пойдет плохая молва о короле, не вознаградившем тебя за это.

— Я уже вознагражден.

— Может быть, в Маридунуме тебе было лучше в доме твоего деда? Возьмешь его?

Я покачал головой.

— Мне не нужен дом. Но я взял бы холм.

— Тогда он твой. Мне рассказывают, что его уже называют холмом Мерлина. А сейчас уже наступил день и лошади мерзнут. Если бы ты был воином, Мерлин, то знал бы, что существуют вещи важнее даже, чем королевские могилы: главное, чтобы лошади не застаивались.

Он снова похлопал меня по плечу и, взмахнув пурпурным плащом, пошел к лошади. Я отправился искать Кадала.

Когда же наступила Пасха, у меня не было желания покидать Брин Мирддин. (Верный своему слову, Утер подарил мне холм вместе с пещерой, и люди уже начали связывать его с моим именем, а не с богом, называя его холмом Мерлина.) От короля пришло письмо, приглашавшее меня в Лондон. Но на этот раз это был приказ, а не просьба, и настолько срочный, что Утер прислал за мной эскорт, дабы избежать задержки, которая могла бы случиться, если бы я стал ждать для себя попутчиков.

В те времена было еще небезопасно ездить по дорогам группами меньше десяти человек. Путешествовали с оружием и настороже. Люди, которые не могли обеспечить себе охрану, собирались в компании, а купцы даже платили за то, чтобы их охраняли. Укромные места еще кишели беглецами из армии Окты и ирландцами, которые не могли попасть к себе на родину. Встречались и саксы, отчаянно скрывавшие свою внешность: если их узнавали, то убивали беспощадно. Они обитали у деревень, в горах, болотах и диких местах. Временами они совершали дерзкие набеги в поисках еды и устраивали на дорогах засады против одиноких путников, не имевших с собой оружия. Любой человек в накидке и сандалиях считался богатеем, которого стоило ограбить.

Но меня это не остановило бы, если бы мне надо было совершить путешествие в одиночку с Кадалом из Маридунума в Лондон. Никакой преступник или вор не выдержали бы моего взгляда, не говоря уже о риске получить проклятие от меня. После событий в Динас Бренине, Килларе и Эймсбери моя слава неимоверно возросла, воспетая в балладах и песнях. Я уже с трудом узнавал свои собственные деяния. Динас Бренин переименовали в Динас Эмрис, чтобы увековечить как мое деяние, так и высадку Амброзиуса, а также крепость, которую он там построил. А жил я так же, как и раньше, как в доме моего деда или во дворце Амброзиуса. Ежедневно у входа в пещеру люди оставляли мне еду и вино. Ничего не имевшие бедняки приносили дрова и сено для лошадей, сработанную ими простую утварь, или предлагали свою помощь, чтобы что-нибудь построить. Так прошла зима, в мире и спокойствии, пока не наступил ясный мартовский день, когда в долине появился посланец Утера, оставивший эскорт в городе.

Выдался первый сухой день после двух недель дождей и сырого ветра. Я поднялся на холм над пещерой собрать первые появившиеся растения и задержался на опушке у нескольких сосен. На холм легким галопом скакал одинокий всадник. Кадал, наверное, услышал конский топот. Казавшийся сверху маленьким, он вышел из пещеры ему навстречу и приветствовал. После того как он показал ему дорогу ко мне, всадник, не задерживаясь, пустился наверх, дав шпоры своему коню.

Остановившись в нескольких шагах, он с некоторым трудом — от долгой езды — выбрался из седла и, сделав знак, подошел ко мне.

Это был молодой человек с каштановыми волосами, примерно моего возраста. Его лицо показалось мне знакомым. Наверное, я встречал его при дворе Утера. Он был заляпан грязью с головы до ног и смертельно устал. Должно быть, он сменил лошадь в Маридунуме. Конь выглядел бодрым и вместе с тем отдохнувшим; я увидел, как молодой человек поморщился, когда тот вскинул голову и натянул поводья.

— Милорд Мерлин, король шлет тебе приветствие из Лондона.

— Большая честь для меня, — ответил я официально.

— Он просит тебя присутствовать на церемонии его коронации. Он послал за тобой эскорт, милорд. Они в городе, их лошади отдыхают.

— Ты говоришь, просит?

— Мне следовало сказать «требует», милорд. Он сказал, что я должен немедленно привезти тебя.

— Это все?

— Больше он ничего не передавал, милорд. Только то, что ты должен немедленно явиться к нему в Лондон.

— Конечно, я явлюсь. Поедем завтра, когда отдохнут лошади.

— Сегодня, милорд, сейчас.

Жаль, что вызывающее требование Утера было передано в извиняющемся тоне. Я посмотрел на него.

— Ты сразу явился ко мне?

— Да, милорд.

— Не отдыхая?

— Нет.

— Сколько заняла дорога?

— Четыре дня, милорд. Это свежая лошадь. Я готов в путь сегодня же.

Посланец снова поморщился, когда его конь мотнул головой.

— Ты ранен?

— Пустяки. Вчера я упал с лошади и повредил кисть, но не той руки, в которой держу поводья.

— Зато правой, в которой должен держать кинжал. Спустись в пещеру и передай моему слуге то, что ты рассказал мне. Он тебя накормит и напоит. Когда я спущусь, я займусь твоей кистью.

Он заколебался.

— Милорд, король очень настаивал. Это нечто большее, чем приглашение присутствовать на коронации.

— Тебе придется подождать, пока слуга соберет мои вещи и оседлает коней, а также пока я сам поем. За это время ты расскажешь мне лондонские новости и объяснишь, что стоит за срочностью короля. Мы еще и быстро вправим тебе кисть. Спускайся, я скоро подойду.

— Но, сэр…

— К тому времени, когда Кадал приготовит нам всем поесть, я подойду. Ты не можешь торопить меня больше. Теперь иди.

Он с сомнением поглядел на меня и пошел вниз, скользя по грязи и ведя за собой упирающуюся лошадь. Я запахнулся в плащ и прошел по сосняку в сторону от входа в пещеру.

Я встал на краю скалистого отрога, где дующие из долины ветры трепали мою накидку. Сзади шумели сосны, а внизу, над могилой Галапаса, шелестел боярышник. В сером небе раздался крик ранней ржанки. Я посмотрел в сторону Маридунума.

С этой высоты весь город был как на ладони. Мартовский ветер гулял по блекло-зеленой равнине. По реке, под серым небом, бежали серые завитки. По мосту двигалась повозка. Над крепостью цветной точкой маячил флаг. Ветер наполнял коричневые паруса лодчонки, спускавшейся по реке. Холмы, еще в своей зимней мантии, зажали долину, как стеклянный шарик, который берут в ладони.