Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская

Когда она опять пришла в себя и вполне сознательно оглянулась, была ночь. Корабль тихо покачивался на волнах… В маленькое окошечко каюты падал лунный свет… Она выглянула в это маленькое отверстие, куда проходила только голова, и увидела… море и небо!.. Далекий, широкий, во все края разверстый небосклон… Синее, звездное небо повсюду кругом замыкает темное бесконечное лоно вод. Она поняла, что земля, берег – с противоположной стороны ее каюты.

– Что же делать? Неужели нельзя спастись, бежать? Где Шенк, Доманский, Франциска? Они тоже арестованы?.. Чем все это кончится? Неужели он меня обманул и предал?

И, по странному свойству характера, Алина вдруг стала утешать себя, надеяться.

Все это недоразумение… Дерзкая выходка этого молчаливого и угрюмого русского адмирала. Грейг с первой минуты ей не понравился. У нее было предчувствие!

Алина стала несколько спокойнее.

– Завтра все объяснится. Я узнаю, что и где Орлов. Он не допустит этого… Это какое-нибудь недоразумение или дерзость.

И женщина, легкомысленная, как ребенок, настолько утешила и уверила себя в хорошем исходе дела наутро, что заснула на несколько часов…

Поутру к ней явился старичок и заявил, что он доктор эскадры и пришел от имени адмирала спросить у графини Селинской, что она желает иметь к завтраку, к обеду и к ужину. Не желает ли она иметь книги для развлечения?..

– Что хотят со мной делать? – воскликнула Алина.

– Этого я сказать не могу, потому что не знаю, – отозвался доктор холодно, – это не входит в круг моих обязанностей, а равно и в поручение, которое я имею от адмирала.

– Где моя свита, моя компаньонка, мой гофмаршал Шенк… то есть Линовский?..

– Арестованы! Они в разных каютах на других кораблях. Не беспокойтесь, графиня, – им хорошо…

– А Орлов? – решилась выговорить Алина, чувствуя, что этот вопрос – самый важный.

– Где Орлов?

– Да. Где? И что он?

– Он тоже арестован и под караулом офицера и двух часовых.

Алина вздрогнула, и разнородные чувства смутили душу. Радоваться или горевать ей? Если Орлов арестован, он не предатель? Но зато он и спасти ее не в силах.

– Я хочу написать Орлову! Возможно ли это?

– Нет, конечно…

– Послушайте, вы были у него?..

– Был.

– Будете опять… Сегодня?

– Да, вероятно…

– Я умоляю вас… Передайте ему записку от меня!

– Это невозможно, графиня. Это незаконно.

– Умоляю вас! Когда я буду на свободе, я отплачу вам за эту услугу. Орлов тоже никогда не забудет этого. А вы знаете, как он богат и щедр!..

Доктор продолжал отказываться, и как Алина ни умоляла его, он отвечал одно:

– Это незаконно…

Когда доктор вышел из ее каюты и снова звякнул замок, Алина глубоко задумалась.

Он тоже арестован! Грейг изменник! Как мог он довериться Грейгу и своей неосторожностью погубить ее! Но что же могут с нею сделать? Допросить и выпустить!

«А везти в Россию! В Петербург! На этом же корабле! Какой вздор!! Это насилие! Это против всех правил, всех законов… Это оскорбление территории, где правит сын Марии-Терезии».

Через час звякнул снова замок, и пленница увидела лакея с подносом, где был кофе и завтрак, а за ним – фигуру солдата с ружьем. Лакей, старик добродушный, вежливый и словоохотливый, оказался немцем.

И его снова расспросила Алина обо всем. Он повторил то же, что сказал доктор, но прибавил, что ему как иностранцу жаль добрую барыню, над которой совершено такое беззаконие.

– Вам жаль меня? Помогите мне! – с чувством, чуть не со слезами вымолвила Алина. – Хотите ли вы помочь мне?

– Каким образом? Что я могу, простой служитель?!

– Передайте записку от меня Орлову. Вы можете это сделать через кого-нибудь, через другого лакея.

– Боюсь, сударыня. Адмирал – строгий человек. Если он решился арестовать такого вельможу, как Орлов, то что же ему простой лакей – немец?!

Алина снова, так же как доктора, стала умолять старика исполнить ее просьбу, обещая ему при освобождении щедро наградить его. Немец наконец с ужимками согласился и взялся передать письмо Орлову, но не ранее вечера. Он принес Алине тайком бумаги и карандаш и ушел.

Оставшись одна, Алина села писать. Рука ее дрожала от волнения и с трудом двигала карандашом. Все что было бумаги Алина покрыла мелким почерком. Казалось, что она была бы способна писать весь день, исписать сто страниц, если бы нашлась бумага. Встревоженной и смущенной душе хотелось излить в словах все свое отчаяние, накипевшее горе, ужас, оскорбление и гнев.

Алина написала большое письмо. Она просила Орлова объяснить ей все внезапно случившееся, объяснить, чего она должна ожидать. Как намерен поступить с нею адмирал? Как решился он, подчиненный Орлова, арестовать его? Если он виновен перед императрицей и его измена открыта, то, во всяком случае, она, графиня Оберштейн, невеста герцога Лимбургского, которому она изменила ради него, Орлова, – она все-таки не подданная Екатерины. Арестовать ее только за то, что она стараниями друзей или врагов прослыла за дочь императрицы Елизаветы, Грейг не имел права. Ее арест есть нарушение владетельных прав Тосканского герцога. Грейг решается на большую ответственность и может навлечь на свое отечество большую беду. Алина кончила письмо уверением в своем неизменном чувстве к Орлову.

«Я готова на все, что бы меня ни ждало, и постоянно сохраню мое чувство к вам, несмотря даже на сомнения… Отняли вы у меня навсегда свободу и счастье или еще имеете возможность и желание освободить меня из ужасного положения?»

Письмо это Алина ввечеру передала лакею и прибавила единственный червонец, который нашелся в кармане ее платья.

Лакей скрылся, а Алина вдруг в первый раз оглянулась на себя и свой туалет… Уже сутки была она в этой каюте, провела вечер, ночь, утро, день… И все в том же платье, пунцовом бархатном, расшитом золотом. Вещей у нее не было, белья и самых необходимых предметов туалета тоже не было. Она сидела сутки, запертая, одна, так, как поехала на маневры…

– Какая дерзость! – гневно воскликнула Алина.

И это отношение к ней адмирала не явилось для Алины лучшим доказательством того, что ее ожидает, а только раздражило ее, уязвило в ней красавицу и кокетку, обращавшую всегда особое внимание на свою внешность.

Наступила вновь и прошла вторая ночь… Алина спала плохо и раза два принималась тихо плакать… С трепетом ждала она утра и ответа от Орлова.

Утром явился старик и принес этот ответ.

Орлов писал возлюбленной по-немецки:

«Ах, в каком мы несчастии! Но не надо отчаиваться, будем терпеливы. Всемогущий Бог не оставит нас. Я нахожусь в таком же печальном состоянии, как и вы, но преданность моих офицеров подает мне надежду на освобождение. Адмирал Грейг, по дружбе своей, давал было мне возможность бежать. Я спрашивал его, что за причина поступка, сделанного им. Он сказал, что получил повеление и меня, и всех, кто при мне находится, взять под стражу. Я сел в шлюпку и проплыл было уже мимо всех кораблей. Меня не заметили. Но вдруг увидел я два корабля перед собою и два сзади; все они направлялись к моей шлюпке. Видя, что дело плохо, я велел грести изо всех сил, чтобы уйти от кораблей; мои люди хорошо исполнили мое приказание, но один из кораблей догнал меня, к нему подошли другие, и моя шлюпка была окружена со всех сторон. Я спросил: «Что это значит? Пьяны, что ли, вы?» Но мне очень учтиво отвечали, что они имеют приказание просить меня на корабль со всеми находившимися при мне офицерами и солдатами. Когда я взошел на борт, командир корабля со слезами на глазах объявил мне, что я арестован. Я должен был покориться своей участи. Но надеюсь на всемогущего Бога, он не оставит нас. Что касается адмирала Грейга, он будет оказывать вам всевозможную услужливость; но прошу вас, хотя на первое только время, не пользоваться его преданностью к вам; он будет очень осторожен. Мне остается просить вас, чтобы вы берегли свое здоровье, а я, как только получу свободу, буду искать вас по всему свету и отыщу, чтобы служить вам. Только берегите себя, об этом прошу вас от всего сердца. Ваше письмо я получил, ваши строки я читал со слезами, видя, что вы меня обвиняете в своем несчастии. Берегите же себя. Предоставим судьбу вашу всемогущему Богу и вверимся ему. Я еще не уверен, дойдет ли это письмо до вас, но надеюсь, что адмирал будет настолько любезен и справедлив, что передаст его вам. От всего сердца целую ваши ручки».