Александр Старшинов - Легионер. Век Траяна

— А свое будущее ты видишь? — вспылил Адриан. — Тебя повесят или засекут до смерти?

— Ни то ни другое, — глазом не моргнул Тиресий. — Но о своей смерти предсказатель никогда не говорит.

— О моей смерти что можешь сказать?

— Она еще далеко. Лет сорок, не меньше. Ты умрешь в своей постели от сердечной водянки.

Адриан опешил от подобной наглости. Хотел ответить. Но лишь беззвучно шевельнул губами.

Поначалу Приск был уверен, что на повозку напали свои — друзья отвезут в какую-нибудь усадьбу, спрячут в надежном месте. Недаром Кука, заглянув накануне проститься, шепнул на прощание:

— Не бойся, мы будем рядом.

Но когда он услышал шум борьбы и крики нападавших (явно не Кука и его друзья), понял — что-то не так. Ногами Приск выбил дверцу повозки, ринулся вперед и перекатился по снегу. Но встать не успел. На него тут же навалились трое. Мгновенно связали руки и ноги, натянули на голову кожаный мешок и бросили на вонючую попону животом.

Мул трусил неспешно, Приска трясло, и через час он подумал, что его непременно вырвет, хотя ел он часов восемь назад. Голоса были чужие, речь — фракийская, язык, на котором говорят по обе стороны Данубия-Истра.

Ясно было, что везут его отнюдь не друзья.

Когда пленника сняли с мула и поставили на землю, он тут же упал (не то что ноги не держали — просто притворился, что так ослаб). Похитители заржали и принялись развязывать путы. Возились долго. Пока снимали путы с ног, кровь вновь начала пульсировать в пальцах рук, их кололи тысячи иголок, Приск дергался, стонал. Охранники ржали. До тех пор пока ему не развязали ноги. Тогда он ударил — наудачу, плохо чувствуя стопы, ногой не попал, зато кулаком все же сумел достать. Но тут же получил в челюсть и потерял сознание. Очнулся он в какой-то комнатенке, ноги были замкнуты в колодки — две доски с отверстиями не пережимали сосуды, но встать не позволяли. В полуподвале с узеньким окошком и сырыми стенами он был один, но, судя по размеру колодок, сюда могли набить человек двадцать. Приск не сомневался уже, что очутился в эргастуле. [93] Эргастул — тюремное помещение для рабов. В комнату заглянул какой-то упитанный человек лет сорока с курчавой черной бородой и живыми черными глазами, уставился на Приска, потом заорал и вылетел вон. Вскоре чернобородый вернулся, но не один, а вместе со светловолосым дюжим парнем в синей рубахе и пестрых штанах. Путая фракийские и греческие слова, они о чем-то принялись спорить. Кое-как Приск разобрал, что похитить из повозки собирались совсем другую личность, похоже, сына декуриона. Выкрадывать арестованного легионера никто из них не собирался. Рыжий стал предлагать прикончить неудобную добычу и бросить тело в Данубий, но чернобородого одолела жадность, он осмотрел плечи Приска, не нашел на них татуировки и, решив, что если парень не легионер, то риск невелик, махнул рукой и сказал:

— Завтра на корабль.

Было еще темно, когда дверь открыли. Дали хлебнуть пару глотков теплой воды с вином да вложили в рот кусок сухаря. Потом два молчаливых парня освободили Приска из колодок, связали руки, надели ему мешок на голову и повели.

Его опять везли верхом на муле. Потом он услышал плеск воды, греческую речь, его пронесли по трапу — судя по тому, как гнулись и верещали доски под ногами несущих, трапу весьма хлипкому.

— Разрежьте ремни, а то парень без рук останется, — узнал он голос чернобородого.

Грек сказал таким тоном, будто это было очень смешно — что кто-то лишится рук и ног. Один из конвоиров разрезал ремни, но мешка с головы не сняли. Пока Приск пытался сориентироваться, что и как, лязгнули петли, в нос ударил затхлый сырой запах, и Приск полетел вниз. В первый момент он подумал, что его сбросили в воду, потом понял — он в трюме корабля, что перевозит рабов. Он сразу же услышал сдержанное дыхание, стоны, плач. Внизу хлюпало.

Приск сдернул с головы мешок. Было темно. Лишь наверху смутные черточки света указывали на щели люка. Слышалось шлепанье то ли рук, то ли ног по воде и по влажному дереву.

— Кто здесь? — спросил он, пытаясь придать голосу твердости.

— Я — Луций… — ответил тонкий детский голос.

Остальные по-прежнему лишь шептали и всхлипывали.

— Здесь что, только дети?

— Я — самый старший, — опять отозвался Луций, — мне двенадцать. Остальные — мелкота.

— Раб? Похищенный? — спросил Приск, стараясь как можно скорее выяснить ситуацию.

— Раб? — возмутился мальчишка. — Мой отец — римский гражданин! Ветеран Пятого Македонского легиона Луций Корнелий Сервиан. У него поместье недалеко от Эска.

— Я не хотел тебя обидеть, — сказал Приск. — Но коли человек сидит в трюме корабля, который идет по Данубию в Понт Эвксинский, он вряд ли уже полностью свободен.

Приск не видел лица Луция, но услышал, как тот засопел, сдерживая слезы.

— Остальные — как ты, похищены?

— Ну да… — отозвался Луций. — Девчонок сразу пятерых из одной семьи украли.

— Понятно.

Подобные похищения в провинции не редкость — крали обычно детей и подростков, но вот чтобы украсть легионера! Это уже неслыханно. Правда, помнится, Валенса тоже пытались украсть и продать. Но Приска украли по ошибке, к тому же он еще не совсем легионер, присяги не давал, татуировки легионной не имеет, спровадят куда-нибудь на рынок в Вифинии, заклеймят и бросят в рудники.

Невероятно? А почему нет? Сколько людей исчезает на дорогах Нижней Мезии? Кто считал?

Судя по качке, корабль отчалил от берега и шел по Данубию — вниз по течению. С четверть часа Приск растирал ладони и лодыжки. Как ни старался он по пути ослабить путы, все равно пальцы затекли, и теперь их опять кололи проклятые иголки.

Наконец Приск встал, поднял руку. До люка ему было не дотянуться. Чуть-чуть. Малыш бы дотянулся. Но Малыша и не стали бы похищать. Не рискнули бы.

Значит, придется подпрыгнуть.

— Вас кормили? — спросил Приск. Сквозь щель наверху сочилось все больше света, и Приск уже различал контуры фигур в глубине трюма.

— Сегодня — еще ничего не давали, — сказал Луций.

Это была единственная возможность вырваться из плена. Когда откроют люк и вниз сбросят или спустят еду. Обычно рабов перевозят в деревянных клетках, но тут этим правилом пренебрегали: куда могут подеваться дети из трюма корабля?

— Когда открывают люк, что происходит? Спускают лестницу?

— Нет, никакой лестницы. Когда Статий умер, нам тоже бросили веревку, велели обязать тело, но я плохо завязал узел, и Статий снова упал к нам сюда… Иногда они спускают корзину на веревке с сухарями, иногда просто бросают мешок, потом спускают на веревке кувшин, и мы пьем.

— Луций, ты смелый парень, — Приск сказал это утвердительно. Он не особенно умел разговаривать с детьми. Но сейчас ему нужно добиться одного: чтобы ребятня не помешала ему в предстоящем.