Александр Старшинов - Легионер. Век Траяна

Он очень выразительно посмотрел на Куку и Приска.

Пришлось им шагнуть вперед. Их спустили вниз и оставили в небольшом углублении не больше пяти футов в глубину и высотой в десять — дорога должна быть такова, чтобы проехал всадник на лошади. Пока что ниша тянулась вдоль реки футов на пятнадцать, никак не больше. Одна из пунктирных точек будущей дороги. У самого края с двух сторон были уже сделаны небольшие настилы, что-то вроде буквы «Т», основание лежало в выемке, а поперечина — над водой. Стоя на этом настиле, надо было вбивать клинья по намеченным отметкам и вырубать камень дальше. Причем один рубил, стоя над водой, а второй — в углублении. Кинули жребий, вышло, что над водой стоять Приску. Потом они с Кукой должны были меняться местами. Тем временем корзина ушла наверх и вскоре вновь опустилась — теперь внизу оказались Малыш и Тиресий. Они должны были рубить камень с другой стороны. Когда Приск ступил на деревянный настил, то увидел, что справа и слева расширяют углубления в камне другие легионеры. Еще несколько человек сидели в привязанных к скале лодочках и вырубали понизу квадратные отверстия — именно в них вставляли опоры балкончиков в форме буквы «Т» (на нем как раз стоял теперь Приск), потом же в эти отверстия должны были вставить опоры для дороги. Приск подумал, что ему еще повезло — забивать клинья в камень, стоя на доске. Куда страшнее орудовать зубилом, сидя в дурацкой лодчонке. Правда, кое-кто рубил эти самые отверстия не с лодки, а повиснув на веревке и упираясь ногами в скалу. Но смельчака то и дело захватывало волной и швыряло на стену. У одного парня лопнула привязь, и течение вмиг умчало неудачника. Хороший пловец или так себе, но вряд ли он мог выплыть в этом потоке.

«Кто придумал это безумие? Неужели Адриан? — изумился Приск. — Если он, его стоило прикончить!»

Водяная пыль тут же сделала одежду мокрой. Приск оторвал подол от туники и обмотал ладони — иначе к концу дня кожа с них слезет, будто льняная ткань. Впрочем, кожа с них все равно слезла, мокрые тряпки не спасли. Хорошо еще, что солнце освещало их скалу только рано утром, и днем работать приходилось в тени. Отдыхал Гай, привалившись спиной к скале, любовался могучей рекой и противоположным берегом — таким же скалистым; на белых отвесных скалах весело зеленел кустарник.

Однако лишку отдыхать им не давали: если стука долго не было слышно, центурион сверху сбрасывал камешки. Иногда попадал по макушке. Больно!

Получив очередной сигнал, Приск вновь брался за долото или клинья. Или за ведро — поливать клинья водой.

Издалека казалось, что люди попросту вгрызаются в белые скалы. Осколки летели в Данубий.

С собой Приск и Кука взяли бутыль с поской, [117] Поска — напиток из винного уксуса, воды и яиц. завернутые в тряпицу хлеб с сыром да кусок ветчины. Казалось, они никогда не дождутся сигнала трубы, чтобы присесть в каменной нише, перекусить и вытянуть ноги. Однако дождались, перекусили, но едва Приск закрыл глаза, как вновь прозвучал сигнал — пора вновь рубить камень.

Наверх их подняли только вечером.

Ночевали в бурге, утром опять на реку. И так день за днем в течение месяца. Правда, со временем стало чуть вольготнее — отдыхать поднимали наверх, чтобы обсохнуть и полежать на солнце, и перерыв делали почти в два часа.

Кавалькада всадников появилась внезапно — выехали из ущелья на берег, где отдыхали поднятые снизу каменотесы.

Впереди скакал высокий человек лет сорока. Он был без шлема, седые волосы на солнце отливали серебром, хотя мужчина был не стар. Сопровождал офицера небольшой отряд германских всадников и высокий крепкий парень — верно, вольноотпущенник, из тех, что навсегда прилепились и душой и телом к господину.

— Верно, какая-то шишка, посланец из Рима, — решил Кука, приподнимаясь и оглядывая кавалькаду из-под руки. — Хотя на тех, кому я спину в Байях массировал, не похож.

Седой натянул повод, остановил коня. Хороший жеребец, но под высоким всадником казался низкорослым.

— Какой легион? — спросил седой кратко.

— Пятый Македонский, легат! — ответил Кука, мигом вскочив.

Остальные тоже поднялись.

Седой спешился. Вольноотпущенник тут же спрыгнул на землю и ухватил обоих коней под уздцы.

«Неплохие лошадки», — отметил про себя Кука.

— Как служба? — спросил седой.

— Больше с лопатой, чем с мечом, — не стал приукрашивать Кука.

— Слышал, был у вас мятеж в лагере?

— Никак нет, легат! — вытянулся Кука, чуя, откуда ветер дует. — То не мятеж. Требовали мы всего лишь справедливости. Потому как центурион попросту одного из наших убил ради потехи. Не по приговору, не за провинность, а из одной злобы.

— Разве ты не знаешь, что такое Дисциплина?

— Знаю, легат! Да только мертвецам она без надобности. А Дисциплина, она такая строгая девица, для всех одна — что для легатов и центурионов, что для легионеров.

— Значит, Дисциплина для всех одна, — усмехнулся столичный гость. — А Справедливость?

— Она тем более. Зачем иначе мне кровь проливать, если меня ради потехи какой-то выскочка может на куски разрезать?

— Опасные речи, — заметил седой.

Вскочил в седло и вновь скрылся в ущелье, следом умчалась его свита.

— Ты дурак, — сказал Тиресий, провожая отряд взглядом. — Это же император Траян. Ты что, не видел, на нем палудаментум, плащ командующего с бахромой?! А ты с ним разговаривал будто он какой-нибудь вшивый военный трибун.

— Я правду сказал, — отрезал Кука. — Могу еще добавить, если спросит: это мы сделали его императором.

— Не стоит ничего добавлять! — остерег Тиресий.

Через три дня к вечеру от легата легиона прибыл гонец с приказом свернуть работы и возвращаться в лагерь.

— Неужели на ту сторону? — спросил шепотом Кука, увязывая инструменты в мешок. — Ох, не нравится мне это.

Еще через четыре дня утром легион выстроили на плацу. Приказано было всем быть в парадной форме — то есть доспехи начистить и прицепить к шлемам гребни, надеть все награды (у кого они были). Из святилища вслед за имаго нового императора вынесли золотого орла легиона и штандарты когорт. Сам легат Наталис вышел в начищенных доспехах, с целой охапкой страусовых перьев на шлеме. Рядом с ним шагал тот самый седой высокий офицер, что повстречался легионерам в лесу. Третьим вышел из претория Элий Адриан. Бывший трибун Пятого Македонского еще больше раздался в плечах, как-то помрачнел и отрастил кудрявую бородку, которая ему очень шла.

— Гляньте-ка, греченок вернулся! — шепнул Тиресий.

— Аве Цезарь! — проорали легионеры.

— Воины, — поднял вверх руку император. — Знаю, вы здесь засиделись без серьезного дела.

— Аве Цезарь! — грянуло в ответ.