Клауде Куени - Друид

Только рабы римлян, собравшиеся на вершине холма рядом с тяжело груженными телегами, обеспокоенно следили за ходом сражения, поглядывая на близлежащий лес. Они думали, что солдатам Цезаря не удастся выйти победителями. Сначала рабы были весьма довольны таким положением вещей и усмехались, глядя друг на друга. Через некоторое время они сначала по одному или небольшими группками, состоявшими из двух-трех человек, а потом уже сотнями бежали вниз по противоположному склону холма, выкрикивая ругательства и проклятия в адрес своих хозяев. Центурионы запретили неопытным легионерам, охранявшим поклажу, преследовать рабов. В те мгновения на счету был каждый человек. Битва у подножия холма превратилась в настоящее побоище, которое длилось весь день до поздней ночи. Потери с обеих сторон были огромными, я не мог даже представить себе, сколько убитых и раненых остались лежать на земле. Но даже те, кто, получив серьезные ранения, падали без сил, через некоторое время поднимались, чтобы вновь броситься в бой. Кельты и римляне из последних сил пытались атаковать друг друга, чтобы решить исход битвы и вырвать победу. Воины падали и умирали на глазах у сражавшихся; земля, пропитанная кровью, была усеяна телами мертвых и тех, кто, окончательно обессилев, уже не мог подняться на ноги. Я видел центуриона, который словно сумасшедший бегал по полю боя, пока не поскользнулся, наступив на груду еще горячих внутренностей, от которых поднимался пар. Он рухнул на землю как подкошенный и больше не встал. Обе его руки были отрублены. Я видел кельта, который ковылял в самую гущу битвы, пытаясь вытащить из шеи сломанный пилум. На него набросился легионер, с ног до головы измазанный кровью, и одним ударом гладиуса разрубил его голову пополам. Глаз убитого прокатился по бронзовому панцирю молодого трибуна, неподвижно лежавшего на спине с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами. Тут же на грудь римлянина упал другой кельт, из-под руки которого торчал гладиус, нанесший ему смертельную рану.

Боевой клич гельветов звучал все реже, крики раненых начали постепенно стихать. Бои и тигурины отступали. Они делали это настолько организованно, что создавалось впечатление, будто им просто надоело сражаться. Женщины и старики, оставшиеся там, где остановился обоз, соорудили из груженых телег что-то наподобие передвижного укрепления. Отступающие бои и тигурины, спрятавшись за бочками и мешками с зерном, метали копья и обстреливали из луков легионеров, наступавших на них плотным строем, но под градом стрел и копий римляне дисциплинированно продвигались вперед. Тем временем гельветы отступили на гору, куда в самом начале битвы их оттеснили солдаты проконсула, и попытались остановить легионеров, чтобы дать возможность боям и тигуринам плотнее сдвинуть телеги и лучше подготовиться к атаке римлян. Тут послышался громкий крик одного из центурионов, который обещал, что Цезарь лично наградит того, кто первым окажется в укрепленном лагере кельтов. После этого легионеры бросились вперед, вовсе не думая о грозящей их жизни опасности. Наконец римлянам удалось ворваться в середину импровизированного укрепления, защищаемого боями и тигуринами. Легионеры на месте убивали тех, кто был одет бедно, и брали в плен кельтов, чья одежда свидетельствовала о том, что они являются родственниками князей или вождей племен. Римляне захватили легендарные сокровища галлов. Многие дети из славных, знатных родов оказались в плену у римлян. Оставшиеся в живых раурики, бои, тигурины и гельветы, защищаясь, медленно покидали поле боя. Казалось, что они молча отдавали последние почести тем, кто погиб во время этой страшной битвы.

Обессиленные солдаты Цезаря садились или ложились прямо на землю и благодарили бессмертных богов за победу и за то, что этот кошмар наконец закончился. Многие плакали, обхватив голову руками. Некоторые сидели, уставившись в одну точку невидящим взглядом, дрожа всем телом и бормоча что-то несвязное. Взглянув на этих солдат, можно было подумать, что они потеряли рассудок. Всю ночь слышались крики умирающих, плач и стоны раненых. До самого утра ветераны, за плечами которых было не одно подобное сражение, пытались хоть как-то успокоить молодых солдат. Одни новобранцы, прошедшие боевое крещение, сворачивались калачиком, словно маленькие дети, другие неподвижно лежали на земле лицом вниз. Некоторые, как сомнамбулы, бесцельно ходили среди трупов и смертельно раненых воинов. Им так часто рассказывали о славных победах их предков и о военных походах, в которых участвовали их родственники, но почему-то никто ни словом не упомянул при этом, как на самом деле выглядела война.

Цезарь неподвижно сидел в своей палатке. Командир одного из отрядов разведчиков доложил, что обоз гельветов продолжил путь после того, как в их лагере собрались все оставшиеся в живых после битвы. Он сообщил, что сейчас колонна кельтов состояла примерно из шестидесяти-семидесяти тысяч человек. Проконсул отдал приказ броситься в погоню за противником и не отставать от него ни на шаг.

— Сейчас наши солдаты не в состоянии преследовать гельветов, — пробормотал Лабиэн. Цезарь и сам прекрасно понимал, что он не мог назвать себя победителем. Битва закончилась вничью. С таким же успехом римляне могли первыми покинуть поле боя. Но к тому моменту я уже научился понимать, о чем думает Цезарь — даже такой исход битвы он считал знаком, ниспосланным ему богами.

— Сколько времени понадобится нам, чтобы похоронить погибших? — спросил проконсул.

— По крайней мере, три дня…

Цезарь потупил взгляд и посмотрел на носки своих измазанных глиной кожаных сапог. Можно было подумать, что стыд не позволяет ему смотреть в глаза своим офицерам. Три дня… Это могло означать только одно — его войска понесли огромные потери.

— Лабиэн, немедленно отправь гонцов в племя лингонов. Через два-три дня обоз гельветов должен оказаться в их землях. Я запрещаю лингонам каким-либо образом помогать гельветам! Если они посмеют ослушаться, то я поступлю с ними точно так же, как недавно поступил с тигуринами, а сегодня — с гельветами, боями и рауриками. Я уничтожу их племя. Так и передай.

— Цезарь, — сказал один из молодых трибунов, — в лагере гельветов мы нашли огромное количество золота. Возможно, нам следует…

— Подумай сам, неужели слитки золота смогут заменить моих погибших воинов или вылечить умирающих?! — закричал центурион Луций Сперат Урсул вне себя от гнева. Под левым глазом у него была огромная красно-черная ссадина. Под разорванным в клочья правым рукавом его туники виднелась свежая рана.

— Если я дам на твой вопрос положительный ответ, то это будет отчасти правдой, — спокойно заметил Цезарь. — Золото — это легионы, легионы — это власть, а власть — это Рим. Принесите мне золото гельветов!