Клауде Куени - Друид

— Вы гордитесь своими победами и в то же время удивляетесь, почему римский народ так и не покарал вас за ту дерзкую выходку. Сам этот факт говорит о многом и позволяет сделать однозначный вывод относительно вашего образа мыслей и ваших взглядов на отношения с соседями. Но я бы посоветовал тебе, Дивикон, задуматься над тем, что я сейчас скажу: бессмертные боги, желая наказать кого-нибудь за его коварство, нередко позволяют человеку довольно долго наслаждаться безнаказанностью и даже делают его счастливым. Они поступают так с одной-единственной целью: потом, когда настанет час расплаты за злодеяния, провинившийся должен в полной мере ощутить на себе всю силу их гнева и сломаться от внезапной перемены в его судьбе.

Из-за отсутствия весомых аргументов Цезарь вновь вернулся к этой старой истории, пересказывая ее на новый лад и грозя гневом богов. Он должен был говорить, и он говорил, ведь Дивикон призывал проконсула к ответу. На самом же деле вождь тигуринов и римский полководец в прямом и переносном смысле говорили на разных языках. Один из них хотел мира, другой же, ведя переговоры, планировал, где и как он совершит следующее нападение. Цезарь посмотрел на меня, а затем обвел взглядом всех, кто принадлежал к его ближайшему окружению. Проконсул прекрасно понимал, что сейчас, услышав его неубедительную речь, многие вполне могли разочароваться в нем. Недоброжелатели наверняка сообщат в Рим об этих переговорах с гельветами, и тогда Цезаря, скорее всего, обвинят в ведении военных действий, не одобренных сенатом, за пределами римской провинции. Это значит, что ему следовало немедленно предложить Дивикону заключить мир на условиях, совершенно не приемлемых для кельтов.

— Несмотря ни на что, я готов перестать преследовать тебя и твоих соплеменников, — совершенно неожиданно заявил Цезарь, — если вы предоставите мне заложников, которые будут гарантами выполнения моих требований, и полностью возместите эдуям нанесенный им ущерб.

— В соответствии с договоренностями, заключенными нами с эдуями, мы обменялись с ними заложниками, которые вернутся к своим семьям только после того, как мы покинем земли, принадлежащие этому племени. Если бы мы причинили эдуям какой-либо вред, то нам давным-давно вернули бы наших родных, но они были бы на голову короче! Но, насколько тебе известно, этого не произошло.

— Тогда предоставьте своих заложников и римскому народу, — продолжал настаивать Цезарь.

— Мы, гельветы, испокон веков брали заложников у других племен и народов, но никогда не отдавали своих соплеменников в заложники римлянам.

Дивикон развернул коня, даже не дождавшись ответа Цезаря. Вождь тигуринов давно понял, что эти переговоры не имели смысла, так как проконсул не собирался идти на уступки. Цезарь лишь притворялся, будто он тоже хочет мира. Он согласился встретиться с Дивиконом лишь для того, чтобы сразу же после окончания переговоров отправить в Рим гонцов с письмами примерно следующего содержания: он, проконсул провинции Нарбонская Галлия, сделал все возможное для решения проблемы мирным путем, однако его попытки не увенчались успехом. По лицу Цезаря было видно, что он вполне доволен достигнутым результатом — старец Дивикон наконец-то сам решил прекратить переговоры.

Проконсул тут же собрал трибунов, легатов и центурионов в своей палатке.

— Как настроены солдаты? — первым делом спросил он.

Все взгляды были обращены на Луция Сперата Урсула. Он лучше других знал, что радует легионеров и чем они недовольны.

— Им не раз приходилось слышать о легендарной смелости и отваге гельветов, поэтому сейчас они несколько удивлены и разочарованы столь легкой победой. Нашим легионерам пришлось сражаться против полусонных воинов, женщин и детей. Они считают, что это была не битва, а резня, в которой у защищавшихся не оставалось никаких шансов. Поэтому боевой дух солдат сейчас не на самом высоком уровне.

— Надеюсь, они довольны добычей? — поинтересовался Цезарь.

Примипил ответил не сразу. После довольно продолжительной паузы он отвел глаза и наконец сказал:

— Нет, Цезарь. Они говорят, что ты велел им атаковать лагерь нищих крестьян.

Проконсул задумался, на его лице было написано беспокойство.

— Цезарь, позволь мне высказать свое мнение, — произнес я громко.

Повернувшись, Цезарь взглянул на меня так, словно я был всего лишь мышью, которая осмелилась выбраться из своей норки и отвлечь его своим едва слышным писком от важных дел. В голосе проконсула слышались нотки недовольства.

— Говори, друид, только постарайся выражать свои мысли коротко и ясно.

— Цезарь, — начал я, — если ты скажешь своим солдатам, что они уничтожили все племя тигуринов, то они, без сомнения, зададут вопрос: «Где сокровища, принадлежащие вождям?» А разве сам Дивикон не тигурин? Почему же он, а также многие другие вожди и князья до сих пор живы?

Услышав мои слова, проконсул тут же осознал свою ошибку: ложью он сам себя загнал в ловушку. Но, насколько я понял по его виду, он вовсе не был раздражен тем фактом, что я указал ему на его оплошность в присутствии офицеров. Нет, Цезарь самодовольно ухмыльнулся, словно ему доставляло неимоверное удовольствие слушать, как кельтский друид пытается помочь ему плести паутину лжи и интриг.

— Ты прав, друид! — ответил мне проконсул. — Там, где есть крестьяне, нет золота. Там, где есть золото, нет места крестьянам. Все богатства сосредоточены в руках знати. А если среди убитых не было ни одного вождя или князя, это может означать только одно — они успели переправиться на противоположный берег. Раз они на той стороне Арара, значит, все золото находится там же…

— Что же я должен сказать легионерам? — спросил примипил несколько растерянно.

— Скажи, что с их стороны было бы крайне глупо полагать, будто кельты оставили свою армию, чтобы охранять коз и овец. Все воины успели переправиться через реку. Золото гельветов уже на противоположном берегу Арара. А еще, Луций Сперат Урсул, напомни солдатам о том, как римский полководец Кепио около пятидесяти лет назад обнаружил под Толосой более пятидесяти тонн золота и серебра в священных местах и в озерах кельтов. Обязательно расскажи об этом легионерам. А также разреши им написать письма домой.

Затем проконсул обратился к легатам:

— Вся наша кавалерия должна немедленно переправиться через реку. Отдайте соответствующие приказания. Пусть следуют за гельветами по пятам и постоянно, я повторяю: постоянно — а это значит днем и ночью! — сообщают, где находятся галлы и что происходит в их лагере. Но запретите кавалерии ввязываться в бой.

Когда все отправились выполнять приказания Цезаря и его палатка опустела, он велел мне записывать под диктовку все сказанное им, а затем начал по памяти восстанавливать свой разговор с Дивиконом. Иногда он обращался за помощью к Прокиллу, чтобы более точно сформулировать ту или иную мысль. В общем и целом проконсул довольно правдиво передал содержание своей беседы с вождем тигуринов, однако решил опустить заявление Дивикона о том, что гельветы не нарушали границ римской провинции и не собирались делать этого. Цезарь также не упомянул, что гельветы и эдуи обменялись заложниками, поскольку, узнав об этом, каждый более или менее здравомыслящий человек тут же задал бы вопрос: «Почему эдуи до сих пор не отомстили гельветам и не убили их заложников?» Итак, данные детали, которые могли только навредить Цезарю, просто не были записаны.