Анри Кок - Сиятельные любовницы

— До самой смерти буду помнить это, моя повелительница.

И отпущенник Нарцисс стал первым любовником Мессалины, жены Клавдия. Первым потому, что Измаил — подражатель соловью — был минутной прихотью, которую и нечего было считать.

Между тем Клавдий не всегда спал, находясь возле своей новой супруги, доказательством чему, — а разве это не доказательство! — может служить рождение двух сыновей, Британика и Октавия.

Клавдий обожал своих детей не так, как Мессалина, которая заботилась о них только в то время, когда было нужно их покровительство.

Клавдий особенно любил своего маленького Тиберия, прозванного Сенатом Британиком в память о той славе, которой покрыл себя его отец во время экспедиции в Великобританию. Он проводил целые часы около его колыбели, укачивая его, а позже, когда ребенок был в состоянии понимать, он давал ему мудрые советы и учил молиться богам.

Клавдий был хорошим отцом и, вне всякого сомнения, если бы был женат на другой женщине, а не на Мессалине, — на женщине, верной своим обязанностям, Клавдий наверняка продолжал бы свое царствование не так, как его начал, без особого блеска, быть может, без особой пользы для народа, но и без скандальных глупостей и идиотских жестокостей.

Клавдий, делавший добро, стеснял Мессалину, которая помышляла только о зле. Искусная в распутстве, она подчинила своему влиянию не сердце, а тело своего мужа. Затем она постаралась развить его природные недостатки. Клавдий был всегда жаден до вина и еды, — она с утра напаивала его почти до бесчувствия, в этом помогал ей Нарцисс. Императрица нашла в этом человеке драгоценное орудие. Алчный до золота, до роскоши, он только и думал о том, как бы побольше украсть, и он вполне достиг своей цели, ибо после его смерти, случившейся при Нероне, осталось четыре миллиона сестерций.

— Воруй, сколько хочешь, — сказала ему Мессалина, — я ничего не вижу и постараюсь, чтобы не заметил и Клавдий, но и ты со своей стороны сделай так, чтобы Клавдий не замечал моих удовольствий.

Понятно, что, сделавшись ее любовником, Нарцисс никогда не помышлял о том, чтоб безраздельно обладать ею. Он не был ревнив.

После него настала очередь других отпущенников, живших во дворце и пользовавшихся благосклонностью императрицы. Нарцисс даже сам исполнял самые низкие причуды Мессалины. И вот однажды, когда на одном из праздников во дворце появился канатный плясун по имени Мнестер, то императрица пленилась им, ибо он был великолепен, это был Геркулес с примесью Аполлона, и, кроме того, он играл трагедии. Мессалина была восхищена. По окончании представления она послала одну из своих женщин отыскать мима. Мнестер явился. Императрица сидела в одной из своих зал, у ног ее отдыхал Мирро, подаренный ей Нарциссом.

Когда она чего-нибудь или кого-нибудь желала, Мессалина не теряла времени в разговорах.

— Ты прекрасен, и я люблю тебя, Мнестер! — сказала она ему.

Она ожидала, что при этих словах охваченный радостью мим бросится к ее ногам.

Каково же было ее удивление, когда он остался холодным и неподвижным.

— Разве ты не слыхал моих слов, — продолжала она голосом, в котором слышался скорее гнев, чем любовь. — Глух ты и нем, что ли?

— Ни то, ни другое, с позволения вашего величества, — сказал тихо Мнестер.

— Так почему же это молчание, когда я удостоила тебя сказать, что ты мне нравишься?

— Я слыхал, что в императорских дворцах стены имеют уши, и то, что я ответил бы вашему величеству, может быть передано вашему августейшему супругу.

Мессалина улыбнулась.

— Ты благоразумен! — заметила она.

— Когда имеешь одну только шкуру, так поневоле дорожишь ею, — ответил он.

— Ну, так тебе нечего бояться за свою шкуру. С этой стороны дворца уши закрыты.

Мнестер поклонился.

— Ото меня немного успокаивает.

— Так немного?!

— О! Чтоб ответить вашему величеству, как вы, по-видимому, желаете, что я вполне принадлежу вам и счастлив этим, мне мало быть уверенным, что ни один шпион не следит за мной.

— А! Тебе недостаточно?

— Ваше величество, позволите ли мне объяснить мою мысль, рассказав небольшую басню?

— Рассказывай.

— Однажды львица встретила на своей дороге зайца, миловидность которого ее пленила. «Следуй за мной в мою берлогу», — сказала она ему. «Охотно, — отвечал заяц, — вы так прекрасны, что удар когтей вашей изящной лапки мне показался бы лаской. Но на вашего супруга я не надеюсь, его движения слишком быстры, когда он дает удар, этот удар убивает. Прежде чем я последую за вами, благоволите увидать его и предупредить, что желаете взять меня для своей забавы и развлечений. Предупрежденный таким образом господин лев не будет иметь никакой причины удивляться моему присутствию и гневаться за симпатию, которой вы меня удостоите, я же не буду страшиться, что в один прекрасный день, будучи я дурном расположении духа, он бросит меня мертвым к вашим ногам, под тем предлогом, что тогда как ваш господин и повелитель говорил вам о серьезных делах, вы были заняты презренной игрушкой».

Мессалина выслушала до конца басню Мнестера, и когда замолчал он, проговорила:

— Ты не глуп, но уж слишком осторожен. Сотни других на твоем месте, чтобы насладиться ласками львицы, пренебрегли бы когтями льва. Но пусть будет по твоему, трусишка! Мы сделаем так, чтобы прибавить тебе храбрости.

Мнестер оставил Мессалину, когда к ней явился Нарцисс. В двух словах она объяснила ему сущность приключения, и они оба посмеялись, что какой-то жалкий мим предлагает свои условия императрице, чтобы сделаться ее любовником. Случай, действительно, был очень странен. Но препятствия только раздражали желание Мессалины: она желала Мнестера, он ей был необходим.

— Вы будете иметь его, — весело сказал Нарцисс. — Я беру на себя поговорить со львом.

Он отправился к Клавдию и сказал ему:

— Императрица изволит гневаться.

— На что?

— Она предлагала Мпестеру, акробату, быть у нее в услужении и получила отказ.

— Ты шутишь?

— Нисколько; он осмелился ответить, что предпочитает свободу чести принадлежать супруге императора.

— И она не приказала бичевать его до тех пор, чтобы куска кожи не осталось на его костях! Клянусь Юпитером, пусть приведут ко мне этого негодяя, и я сожгу его живого.

— Простите его, ваше величество. Императрица вовсе не желает так строго поступать с Мнестером. Этот шут слишком хорошо танцует, для того чтобы быть распятым или сожженным.

— Танцует-то он действительно недурно! Чего же желает императрица?

— Так как она не имеет столько власти, чтобы заставить себя послушаться, то она просит, чтобы вы сами дали приказание.

— Это справедливо, пошли ко мне Мнестера.

Мнестер явился очень бледный. Женщины изменчивы. Оскорбленная малой поспешностью в удовлетворении ее желания, Мессалина могла превратить любовь в ненависть.