Алексей Кондаков - Последний козырь

Завершив работу на пристани, Павел Алексеевич на всякий случай заглянул в управление.

— Для меня что-нибудь есть? — спросил он у дежурного офицера.

— Так точно, господин полковник, — доложил поручик. — Генерал Домосоенов приказал позвонить ему домой, как только появитесь в управлении.

Наумов зашел в свой кабинет и сразу связался с генералом.

— Я это предвидел, батенька мой, — недовольным тоном начал Домосоенов. — Медицинский отдел просит отменить приказ об укомплектовании охранных подразделений за счет команд выздоравливающих. Они обратились ко мне, а я их напустил на вас, Павел Алексеевич. Вы взбудоражили их, вы и отбивайтесь.

— Зачем нам отбиваться? Если мы будем…

— Позвольте, батенька мой. Вы вот сначала удосужтесь выслушать их доводы, вдумайтесь в них, а завтра мне доложите. Отобьетесь — буду рад.

— С кем я должен вести разговор?

— С Татьяной Константиновной Строгановой. Помните, та самая, что столь сурово обошлась с вами в карантине. А?.. Что?.. Вот то-то и оно! — хитровато добавил генерал, хотя Наумов ничего не говорил. — Но не забывайте, она друг нашей семьи, мы с Лизонькой любим ее. Так что вы уж, Павел Алексеевич, постарайтесь помягче. Желаю удачи.

Повесив трубку, Павел Алексеевич задумался. Сейчас Татьяна Константиновна, видимо, уже собирается домой. Идти в медицинский отдел поздно, но и откладывать разговор нельзя. «А почему бы не договориться о встрече сейчас? Врач — враг болезням, но не людям, — подумал он и улыбнулся. — Чего это я начинаю оправдывать человека, которого не знаю…» — И поднял трубку.

Наумову пришлось ждать, пока Татьяна Константиновна подойдет к телефону. И в эти мгновения он вдруг почувствовал, что позвонил ей не только потому, что надо решать служебный вопрос.

— Алло, — послышалось в трубке.

Торопливо спросил:

— Татьяна Константиновна?

— Да, слушаю вас.

Павел представился и сказал:

— Генерал Домосоенов поручил мне поговорить с вами, Татьяна Константиновна, о возможности укомплектования охранных подразделений за счет команд выздоравливающих. — И, как бы оправдываясь, добавил: — Непременно сегодня…

— Сегодня? Но я уже ухожу.

— Если вы не возражаете, — предложил Павел, — то я мог бы встретить вас у подъезда вашего управления.

Она секунду помолчала. Наконец не очень уверенно ответила:

— Хорошо, Павел Алексеевич.

…В форме капитана медицинской службы Строганова была еще привлекательнее.

— Если позволите, я провожу вас, по дороге и побеседуем?

Таня согласно кивнула и пошла вверх по Екатерининской.

— В лазареты поступает все больше и больше раненых… — озабоченно начала она. — Санитары работают день и ночь и не справляются. Мы вынуждены выздоравливающих привлекать для обслуживания раненых, уборки помещений и территории, работы на кухне, перевозки грузов и многого другого. — Она внимательно посмотрела на Наумова и закончила: — Вы представляете, что будет, если у нас заберут выздоравливающих?

Павел понимающе кивнул. Именно это он и ожидал услышать.

— На мой взгляд, — как можно мягче сказал Павел, — ничего страшного не произойдет. За несколько дней лазарет пополнится новыми выздоравливающими, а пока вы можете задержать тех, кто подлежит выписке.

Строганова неожиданно остановилась и удивленно посмотрела на него:

— Но ведь это незаконно.

Павел пожал плечами и сдержанно улыбнулся:

— Законы не учитывают все случаи жизни. В любой работе могут возникнуть такие обстоятельства, когда… — Он на мгновение замолчал, подбирая нужные слова.

— Приходится пользоваться сомнительными средствами, так? — закончила за него Таня.

— Если это вызвано потребностью дела, — добавил Павел и жестом пригласил Таню идти дальше. — Извините, Татьяна Константиновна, что я был излишне откровенен и позволил дать вам такой совет… Будем считать, что этого разговора не было.

— Напротив! — неожиданно возразила Татьяна Константиновна. — Я принимаю ваш совет. В порядке исключения, разумеется.

— Благодарю вас. Завтра я доложу генералу Домосоенову, что с медицинским управлением все улажено… Между прочим, генерал сказал, что вы друг его семьи, и у меня сразу возник вопрос: не из тех ли вы Строгановых, что подарили Отечеству государственных деятелей с высшими графскими титулами?

Легким движением головы Таня откинула волнистые пряди волос за плечо.

— Должна вас серьезно разочаровать. Я с детства приучена ценить иные титулы: крестьянин, кузнец, врач, архитектор, инженер… — Она испытующе посмотрела на Павла.

— Татьяна Константиновна, — обрадовался Павел, — значит, я, как сын инженера, могу рассчитывать на вашу благосклонность… В Екатеринодаре, где я родился и вырос, работает ваш однофамилец и коллега. Врач Строганов. Рассказывают, однажды князь Веремеев — он остановился в городе проездом — позвонил ему и пригласил в гостиницу. Занемог, дескать. Строганов спросил, чем болел, что болит, и порекомендовал огуречного рассола. «Нет, вы приезжайте ко мне, — настаивал князь, — и безотлагательно». Врач с достоинством ответил: «Я лечу только больных». Веремеев вспылил: «Вы забываетесь, господин эскулап, я — князь!» Строганов в тон ему: «А мой титул — врач!..» У нас в Екатеринодаре о хирурге Строганове рассказывают легенды.

Таня тихо, с гордостью сказала:

— Это мой папа.

— О, так мы — земляки! — радостно воскликнул Павел. — По такому счастливому случаю позвольте пригласить вас поужинать в «Гранд-отель».

— Ну что вы, Павел Алексеевич, я и в прежние-то времена в ресторанах не бывала, а уж теперь…

Она остановилась у калитки:

— Я уже дома.

В глубине двора раздался лай собаки. Павел взглянул на почерневшее небо:

— Кажется, начинается дождь.

Со стороны гор налетел порывистый ветер, наполнил улицы терпким запахом луговых трав и лесов Яйлы.

— Скажите, Татьяна Константиновна, а что заставило вас подвергаться стольким опасностям, пробираясь в Крым? — спросил Павел.

Она посмотрела на него сбоку, чуть склонив голову:

— Я знала, что вы об этом спросите.

— Мне хочется знать о вас побольше.

— Сейчас еще модно спрашивать о политических убеждениях…

— Я об этом не спрашиваю.

— Впрочем, если хотите знать, отвечу. Я убеждена, что женщины служат тому обществу, какое создадут для них мужчины. Был монархизм — мы, женщины, дышали его благами, страдали его бедами, любили. Вы, мужчины, не сохранили его. Другие оказались сильнее вас. И там, в России, остались десятки миллионов женщин. Здесь — единицы, там — миллионы. Что прикажете им делать? Умирать? Нет, они будут жить, рожать детей. Речь не обо мне, конечно, а о женщинах вообще.

— Позвольте не согласиться с вами. Нельзя подводить под общий знаменатель женщин вашего круга, крестьянок и, так сказать, пролетарок.