Алексей Кондаков - Последний козырь

С каким тяжким чувством, с какими горькими слезами уезжал он с родителями и сестрами в далекий и неведомый Уссурийский край. Он так и не мог свыкнуться с теснотой и теменью дикой тайги, где и солнцу трудно пробиться к земле сквозь густые, сплетенные друг с другом кроны деревьев. И по каким бы путям ни носили его потом шалые ветры судьбы, они не могли выветрить из его памяти Кривую косу и уходящую далеко в море стрелку, камышовый лиман, солнечные блики залива и удивительной красоты багряно-малиновые закаты.

— Господин полковник, связь с Керчью установлена. У аппарата — генерал Богаевский, — доложил начальник радиостанции.

— Что? — Назаров с трудом переключил свое внимание.

Поручик повторил доклад.

Назаров не спеша, будто нехотя, пошел к двухэтажному кирпичному дому, возле которого была развернута радиостанция. «Жаль, придется разочаровать атамана, — подумал он. — Вместо хлебосольной встречи, крестного хода и благодарственного молебна — настороженно притихшая станица».

Радист подставил полковнику раскладной табурет.

— Передайте, — приказал Назаров и стал диктовать — «Господин генерал, мной освобождены хутора Вонючий, Кривая коса, Обрывной и станица Ново-Николаевская. Веду широкую разведку. Сегодня будет сход на майдане, а завтра с утра запись добровольцев».

Радист отстучал ключом текст и, принимая на слух ответ, записывал его.

Назаров читал: «Семен Кириллович, поздравляю с первым успехом, рад, обнимаю. Передай станичникам мое благословение и скажи: крепко на них надеюсь… Главком приказал сразу развернуть пропаганду земельного закона. А с утра начать стремительное наступление на Таганрог».

— Передай: «Господин генерал, наступление начну после завершения мобилизационных мероприятий в Ново-Николаевской и окрестных хуторах».

«Вот я тебе и говорю, завтра. Так и делай».

Назаров понял, что рядом с Богаевским находится кто-то из ставки главнокомандующего и он обязан передать приказ генерала Врангеля, но сам знает, что Назарову на месте виднее, как поступить.

— Передай: «Я вас понял, господин генерал, понял вас. Все будет сделано в соответствии с конкретно сложившейся обстановкой».

Связь оборвалась. Назаров невольно посмотрел в море. Там вдали стлался дым кораблей, уходящих в Крым после высадки десанта.

И ему вдруг представилась вся трагедия его положения. К утру наверняка у Ново-Николаевской появятся корабли красного флота, заминируют подходы и смогут без помех расстреливать позиции отряда. Связь с Крымом будет навсегда потеряна. И полуторатысячный отряд останется один на один с огромной большевистской Россией…

— Здоров будь, господин полковник! — раздался за спиной деланно бодрый голос. — Вот прибыли пособить.

Назаров чуть не вскочил от радости. Это был Остап Кодар — руководитель новониколаевского опорного пункта, вокруг которого должно было объединиться восстание в прибрежных станицах и хуторах.

— А-а. Остап Силыч… Ну, благодарствую. Показывай свое войско.

— Хм… э-э… как бы это вам сказать…

— Что, ехать надо? Что ж, поедем, — поднялся Назаров.

— Нет, я хотел сказать… Там часовой обоз задержал и не пущает. Приехали пособить. Можа, груз какой надобно перевезти с Кривой косы, так, пожалуйста.

— Большой обоз? — сдерживая гнев, спросил Назаров.

— Так это — как считать. По нашим возможностям дюже большой, более двух десятков подвод.

— Не о том договаривались, Остап Силыч.

Кодар почувствовал, что голос полковника крепчает, как ветер к грозе.

— А ты, Семен Кирилыч, не мотуй. Об чем договаривались — помню. Но и ты вспомни, што обещал: «Все Войско Донское из Крыма приведу, до двух сотен пулеметов, десяток артиллерийских батарей…» Так говорил? То-то и оно. Похоже, што не освобождать пришел, а войско собирать.

— Что это, измена? — тихо, сквозь зубы процедил Назаров, чтобы другие не слыхали.

— Не об пас речь, Кирилыч, мы уже пришли. Вот нас только всего и осталось. Да што мы. Со всего Дона одной дивизии не наскребешь.

— Всех казаков надо поднимать. Об этом договор был.

— Пытались мы, Семен Кирилыч. И так и сяк пытались. Не дюже казаки супротив Советов настроены, подкупили их.

— Что-то непонятно мне…

— Землей подкупили. Выделили бесплатно нарезы земли и к ним паи тростника. Держатся казаки за это.

«„Выделили бесплатно нарезы земли…“ — эти слова ударили, словно хлыстом. — А что я скажу станичникам-землякам? Не дело, дескать, бесплатно землю получать. И поскольку земля испокон веков в цене была, будете отныне выплачивать за надел земли выкуп… Что они мне на это ответят?»

Назаров поделился своими сомнениями с Шелковичем.

— Вы забываете, Семен Кириллович, — убежденно ответил Шелкович, — что земельный закон рассчитан на крепкого хозяина. Большевики называют его кулаком. Этот слой казаков и крестьян пупом прирос к частной собственности. Для них так: не куплено — не мое. Мое то, что могу хоть продать, хоть черту отдать.

— Ну, если ты такой ученый, сегодня на сходе и объясни казакам, что к чему. Только, я думаю, если земельный закон рассчитан на крепкого хозяина, то ему на Дону клева немного будет. Мало нынче осталось на Дону крепкого хозяина. Вон Кодар сказывает, в Ново-Николаевской их всего два десятка.

— Каждый казак мечтает стать крепким хозяином. Так что клев будет…

— Ну-ну, дай-то бог. — Назаров кивнул в сторону обоза — Собирай, Дмитрий Петрович, сход, будем говорить с народом.

К полудню отряд занял круговую оборону, закрепился. Вперед было выдвинуто боевое охранение, по степи веером рассыпались разведывательные дозоры. В ближайшие хутора и станицы направились на подводах и верхом тайные посланцы, выходцы из тех мест, чтобы распространить листовки, прокламации, брошюры.

«Хлебная разверстка — это государственный бандитизм… — писалось в листовке. — „За Советы, но без коммунистов!“— вот наш лозунг. Викарный епископ Вениамин и вождь наш, правитель и главнокомандующий войсками юга России генерал Врангель призывают к благоразумию и устранению коммунистов из Советов».

А тем временем около собора Николая-угодника у станичного правления установили броневик и два автомобиля, артиллерийскую батарею, двадцать пять пулеметов (все, кроме пяти, которые находились в боевом охранении). Сюда стекались сначала совсем еще молодые казаки, инвалиды войны и бабы.

— Глянь, пулеметов сколь! Как дадут — тыщи покосют, сила!

Бывалые фронтовики шептались между собой:

— Чево ж эт он выставил напоказ. Вот и разведывать не надоть.

— Можа, эт первый эшелон, а на подходе главные силы?

— Ежели первый — то силенка есть. А ежели это и есть главные силы, то это — как сорока под стреху накапала.