Павел Комарницкий - Время терпеливых (Мария Ростовская)

— Всё равно… — не сдавалась Мария — Неужто луков у царя Дария вовсе не было, в таком-то войске?

— Были луки, госпожа моя, и в преогромном количестве, — отче Савватий перелистнул ещё страницу. — Вот тут сказано, что от стрел персидских солнца не видно было, как разом они все стреляли. Да только впустую всё. Спартанцы, вишь, все как на подбор были витязи хоть куда, ни единого слабого звена в строю. Так что фаланга ихняя неуязвима была. Сто лет спустя таким же строем великий Александр Македонский сокрушил бессчётные полчища царя Дария, и ничего они не могли поделать.

Кошка, наскучив рассуждениями отца Савватия, на её взгляд, очевидно, весьма элементарными, мяукнула и перевернула очередную страницу. Мария фыркнула, рассмеялась.

Летописец захлопнул книгу, к явному неудовольствию Ирины Львовны.

— Сокрушить витязей, сражающихся в плотном строю, да в броне, для стрел неуязвимой, госпожа моя, можно лишь выставив против них ещё более могучих и умелых бойцов. А коли нет таких, то число воинов вражеских значения не имеет. Вот так-то.

— И как же дальше было, отче Савватий? — не утерпела княгиня. — Ведь погибли же они?

— Погибли, госпожа моя, — вздохнул Савватий. — Всё просто. Нашёлся один предатель, гад ползучий, за мзду невеликую провёл персов по тайной тропе через горы. И ударили они в спину героям, тут им и конец пришёл.

Летописец встал, пристраивая книгу на стеллаже, на всегдашнем месте.

— Так было с незапамятных времён, госпожа моя. Один предатель среди своих обычно страшнее целого вражеского войска. Именно они открывали тайные калитки в неприступных стенах городов, именно они подсыпали яд героям, способным вести войско и отразить врага. Да что там — ведь сам Иисус Христос погиб не иначе, как из-за предателя Иуды. Страшнее предателей, госпожа моя, нет вообще ничего. Бойся предателей.

…

Тёплый мартовский ветер доносил снаружи запах хвои, влажную весеннюю свежесть, которую не мог перебить запах конского пота и навоза из многочисленных денников.

— Вот, это тебе мой подарок, Мариша, — князь Василько похлопал по крупу молоденькую, явно хороших кровей кобылку, серую в яблоках. — Звать Ласка, прошу любить и жаловать. Добрая кобылка, не кусается сроду, и не лягнёт. Но на ходу вполне резва, не всякий конь угонится.

— Спасибо, любимый мой, — поблагодарила Мария мужа, погладила кобылу по морде, угостила хлебной коркой, поданной ей конюхом. Кобыла, фыркнув, мягко взяла корку, зажевала.

— Лесина, оседлай кобылу-то, — распорядился князь. — И мне Буй-тура!

— Сейчас сделаю, княже, — радостно осклабился конюх. Мария уже заметила, что все уже виденные ею дворовые люди искренне любят своего князя — именно любят, а не повинуются из страха. Смешно сказать, у князя Ростовского на конюшне никого не били кнутом да батогами, и только для отдельных случаев, в основном для буйных мальцов да особо ленивых девок в сенях, близ людской, стояла одна-единственная кадка, в которой вымачивались гибкие ивовые розги.

Конюх с подручными уже выводили из денников осёдланных коней. Князь вскочил в седло, направил коня к выходу, сияющему ослепительным блеском мартовского солнца.

— Догоняй!

… Они скакали и смеялись на ходу. Уже далеко позади остались деревянные башни и высокий частокол Ростова, и копыта коней то и дело взмётывали снег, напитавшийся водой, глухо стучали по пока ещё прочному льду озера Неро. Малая конная дружина скакала чуть поодаль, отстав ровно настолько, чтобы не мешать разговору, и в то же время в любой момент успеть на помощь, благо на ледяной равнине злодеев можно было бы увидеть издали. Да и откуда взяться злодеям тут, в весёлом и славном граде Ростове?

— Ну хватит для первого раза, пожалуй! — князь Василько осадил наконец коня, пустил шагом. — Теперь ты сможешь каждый день кататься, лада моя. Не всё тебе за книгами глаза портить.

— И не порчу я вовсе! — живо возразила Мария. — Свитки мы с отцом Савватием днями разбираем у самого окна, дабы солнечный свет падал… А когда и вечером, так там же пятисвечные подсвечники стоят по обе стороны стола-то, светло как днём!

— Ладно, ладно… Как тебе Савватий?

— У-у, до чего грамотен да умён, ужас! Однако у батюшки моего боярин Фёдор, что нас с Филей учил, ещё грамотней… Вот бы познакомить их, Василько!

— Познакомить, говоришь? — засмеялся Василько. — А ну как два медведя в одной берлоге?.. Учёные люди, они народ сложный. Как вот Платон с Аристотелем…

— Да-да, помню я: "Платон мне друг, но истина дороже" — процитировала Мария.

— Ну? И это знаешь? — князь Василько смотрел на жену с весёлым изумлением.

— А всё же, Василько, ну ты послушай… Вот я что мыслю — сейчас каждый книжный человек, почитай, поодинке трудится. Книги, конечно, дело доброе, да ведь книгу-то написать надобно, да переписать-размножить, да когда-то ещё она до других дойдёт… Весь путь знаний один пройти должен, и каждый сам, и каждый заново. А зачем? Хорошо бы их вместе собрать, и тогда не надо было бы каждому до всего самому доходить… Один одно надумал, другой другое, и поделились мыслями да идеями меж собой… Какая бы польза была!

— Слушай, и откуда у меня такая умная жена?

— Из Чернигова вроде, — скромно потупилась Мария, и они расхохотались.

— Погоди, Мариша, — успокоил её князь. — Вот на то лето выпишу я из Владимира города тамошнего игумена Рождественского монастыря Кирилла. Знакомец мой, и нестарый ещё совсем, а уж ума палата!..

— А поедет он, из стольного-то города?

— Поедет! — заверил князь. — Там он игумен, а тут епископом станет. Зря, что ли, собор вон какой строим! Ну, может, не на то лето, так на другое… Но приедет, я чаю, точно.

…

— Ласка, Ла-а-аска! — Мария похлопала кобылу, успокаивая, но та всё пританцовывала, радуясь весне. Застоялась кобылка, сразу видно.

Мария очень хорошо понимала кобылу, она сама жмурилась от яркого солнца, улыбаясь беспричинно-радостно. Деревья оделись нежнейшей полупрозрачной зеленью, изумрудная трава, расцвеченная первоцветами, казалась шемаханским ковром. Такой он на Руси, месяц травень [май]. Как хорошо всё-таки, что есть на свете весна!

Князь Василько нынче был занят государственными делами, и княгиня Ростовская совершала конную прогулку, окружённая группой местной золотой молодёжи из знатных родов, многие из которых были не старше самой "матушки княгини". А если которые и старше, так ненамного.

— А я так ногами на седле могу стоять на всём скаку, — похвастался Малюта, сын боярина Радко, ровесник Марии — только-только пятнадцать стукнуло.

— Да ну? — усомнилась Мария, явно поддразнивая.

— Да вот смотри, госпожа!

Паренёк гикнул, ударил пятками в бока коня, посылая его в галоп. Конь помчался, радостно взбрыкивая, разбрасывая комья земли — тоже застоялся, видать. Малюта вдруг вскочил на седло ногами, на пару мгновений став чем-то похожий на рысь, прыгнувшую на спину коня — сжавшийся в тугой комок, руки на луке седла. Ещё миг, и он выпрямился во весь рост, широко раскинув руки, и продолжал так скакать.