Эрнст Гофман - Синьор Формика

Синьор Формика в этот вечер превзошел самого себя, и при этом он, чего с ним ни разу не бывало, вплел в свой репертуар песенки, которые исполнял в манере то одного, то другого известного певца. В душе старика Капуцци вновь пробудилась страсть ко всему театральному, когда-то в молодости доходившая почти до безумия. В полном восторге он раз за разом целовал Марианне руки, клянясь при этом, что отныне будет водить ее в театр Никколо Муссо и не пропустит ни одного вечера. Он превозносил до небес синьора Формику и со всей силой присоединился к бурной овации, устроенной зрителями. Менее доволен этим вечером был синьор Сплендиано, не перестававший уговаривать синьора Капуцци и красавицу Марианну воздерживаться от беспрерывного смеха. Не переводя дыхание, он перечислил десятка два заболеваний, которые может вызвать вибрация грудобрюшной преграды, но ни Марианна, ни Капуцци не обратили никакого внимания на его рекомендации. А Питикиначчо чувствовал себя совершенно обездоленным. Ему пришлось занять место за Пирамидальным Доктором, но тот полностью закрыл малышу вид своим огромным париком. Питикиначчо не видел ни сцены, ни актеров, и к тому же его окончательно запугали и замучили две озорные бабенки, усевшиеся рядом с ним. Они величали его славной добропорядочной синьорой, спрашивали, замужем ли уже, несмотря на свою юность, их соседка и есть ли у нее детишки, которые несомненно должны быть премиленькими созданьицами и т. п. У бедняги Питикиначчо выступил на лбу холодный пот, он поскуливал и повизгивал и проклинал свою горестную долю.

Когда представление закончилось, синьор Паскуале подождал, чтобы все зрители удалились из театра. Прежде чем были погашены свечи, синьор Сплендиано зажег об одну из них огарок воскового факела, после чего Капуцци со своими почтенными друзьями и Марианной важно и неторопливо тронулся в обратный путь.

Питикиначчо плакал и кричал, и синьору Капуцци пришлось себе на горе посадить его на левую руку — правой он вел Марианну. Впереди шагал доктор Сплендиано с огарком в руках, дававшим тусклый и жалкий свет, который, кажется, лишь усугублял мрак этой ночи.

Они уже довольно далеко отошли от Порта дель Пополо, когда внезапно их окружило несколько высоких фигур, закутанных в плащи. В мгновение ока факел был выбит из рук доктора и погас на земле. Безмолвно стоял Капуцци, дара речи лишился и доктор. Тут на фигуры в плащах упал, неизвестно откуда, тусклый красноватый свет, и четыре мертвенно-бледных лика уставились на Пирамидального Доктора пустыми, леденящими душу глазами.

— Горе, горе, горе тебе, Сплендиано Аккорамбони! — выли страшные призраки глухим, заунывным голосом.

Затем один из них застонал:

— Не узнаешь меня, Сплендиано, не узнаешь? Я Кордье, французский художник, погребенный на прошлой неделе. Это ты отправил меня в землю своим снадобьем!

Ему вторил другой:

— Не узнаешь меня, Сплендиано? Я Кюфнер, немецкий художник, отравленный твоими дьявольскими отварами!

Послышался третий голос:

— Не узнаешь меня, Сплендиано? Я фламандец Лире. Меня ты убил пилюлями, а брата моего обманул, завладев моими картинами.

К ним присоединился четвертый:

— Не узнаешь меня, Сплендиано? Я Гиджи, неаполитанский художник, умерщвленный твоими порошками!

И наконец все четверо завопили хором:

— Горе, горе, горе тебе, Сплендиано Аккорамбони, чертов Пирамидальный Доктор! Спускайся к нам, спускайся к нам под землю! Прочь отсюда, прочь, прочь! Хватай его, хватай!

С этими словами они набросились на несчастного доктора, подхватили его и мгновенно, словно ураган, умчались с ним прочь.

Как ни велик был ужас, объявший синьора Паскуале, он проявил удивительное самообладание, увидев, что нападению подвергся только его друг Аккорамбони. Питикиначчо сунул голову вместе с растущей на ней цветочной клумбой под плащ синьора Капуцци и так уцепился за его шею, что оторвать его не было никаких сил.

— Успокойся, приди в себя, — сказал Марианне синьор Капуцци, когда исчез след и привидений, и Пирамидального Доктора, — успокойся, иди ко мне, мой милый, мой сладенький голубочек! Достопочтенный друг мой Сплендиано сгинул. Да поможет ему святой Бернар Клервосский [42] Бернар Клервосский (1090–1153) — французский теолог-мистик, основатель ордена тамплиеров (храмовников), вдохновитель второго крестового похода. , который сам был искусным врачевателем и многим облегчил путь к вечному блаженству. Да поможет он моему другу, если ему свернут шею злопамятные художники за то, что он так быстро доставил их к пирамиде! А кто же теперь будет исполнять басовые партии в моих канцонах?! А этот поганец Питикиначчо так сжимает мне шею, что я — если присовокупить к этому испуг, причиненный мне похищением Сплендиано, — верно, целых полтора месяца не смогу пропеть ни одной ноты! Но ты не бойся, моя Марианна, радость моя и надежда! Все пройдет!

Марианна уверяла, что она уже оправилась от испуга, и только просила позволить ей идти одной, без помощи, чтобы Капуцци мог отделаться от докучливого баловня. Синьор Паскуале, однако, еще крепче взял девушку под руку, заявив, что при таком зловещем мраке ни за что на свете не отпустит ее от себя ни на шаг.

И вот в тот самый миг, когда синьор Паскуале в весьма благодушном настроении собрался продолжать путь, прямо перед ним, как из-под земли, выросли четыре страхолюдные фигуры с дьявольским обличьем, в блестящих, отливающих красным цветом коротких плащах, воззрились на него сверкающими глазами, засвистели и закричали отвратительнейшим образом:

— У-у-у! Паскуале Капуцци, дурак набитый! Старый влюбленный черт! Мы твои товарищи, мы бесы любострастия, мы пришли утащить тебя в ад, в кромешный ад, тебя и твоего приспешника Питикиначчо!

Изрыгая проклятия, черти напали на старика. Вместе с Питикиначчо Капуцци рухнул наземь, и оба подняли жалобный, надрывный, душераздирающий крик, на какой, верно, способно лишь целое стадо выпоротых ослов.

Марианна с силой вырвалась из рук старика и отскочила в сторону. Тогда один из чертей нежно обнял ее и сказал удивительно ласковым тоном:

— Марианна! Моя Марианна! Наконец-то все получилось! Друзья мои унесут отсюда старика, а мы найдем надежное убежище.

— О, мой Антонио! — пролепетала Марианна в ответ.

Но вдруг все кругом озарилось светом от факельных огней, и Антонио почувствовал между лопаток боль от укола. Он обернулся, с быстротой молнии вытащил из ножен шпагу и атаковал негодяя, собиравшегося со стилетом в руке повторить предательский удар. Он видел, как оборонялись трое его друзей от превосходящих сил полицейских. Ему удалось отогнать того, кто первым напал на него, и присоединиться к друзьям. Но как ни велика была их храбрость, силы были неравны, и полицейские бесспорно победили бы, если бы к молодым людям не прорвались внезапно с боевым кличем двое мужчин, один из которых мгновенно сразил полицейского, теснившего Антонио.