Евгений Шалашов - Десятый самозванец

Повинуясь неприметным для постороннего человека жестам Юзефа, отряд взял полянку в кольцо. Всадники просматривали дорогу, а пешие брали наизготовку оружие: кто пищали, а кто луки и самострелы.

— Вперед! — скомандовал пан Станислав, вытаскивая саблю из ножен.

— Виват Мехловски! — в несколько десятков голосов заорали и конные и пешие, устремляясь вперед.

Атака была стремительной. Кажется, разбойники понадеялись на караульных и ловушки. Почти никто из них не успел (или не сумел?) оказать сопротивление. Те, кто выскочил с оружием, были тотчас же срублены верховыми. Еще кое-кто попытался бежать в лес, но там их останавливали либо стрелы, либо ружейные выстрелы. А ведь Тимофей, скажем, даже и не приметил, что часть людей была оставлена в оцеплении.

— Живыми, живыми брать! — грозно приказал пан Мехловский, закидывая саблю в ножны и показывая пример остальным.

Из землянок стали вытаскивать людей и сбивать их в кучи (отдельно мужиков, отдельно баб и детей).

— Узнаете кого-нибудь, пан Иоанн? — спросил Мехловский, гарцующий вокруг пленников.

Акундинов, всматриваясь в лица, едва не выскочил из седла, опознав того самого малого, треснувшего его дубиной.

— Этот, — ткнул он рукой, а потом, спрыгнув на землю, подскочил к пленнику: — Сабля моя где? — стал он трясти мужика.

— Успокойтесь, пан, — легонько оттеснил его подошедший Юзеф. — Сейчас поищем. Сабля-то дорогая, наверное?

— Сабля-то простая, да дедовская. Вот ведь что дорого, — попытался объяснить Тимофей.

— Найдем мы саблю, — успокоил его Юзеф. — Да и сами пошукайте по землянкам.

«Шукать» по вонючим норам Тимохе было противно. Посему он просто стоял и ждал, пока слуги не выгребут все, что представляло мало-мальскую ценность, — одежду, посуду и даже тележные колеса. К своему удивлению, Тимофей обнаружил среди барахла кожаный пояс, снятый им когда-то с убитого цыгана. Взяв его в руки, он с еще большим недоумением нащупал в нем… собственные ефимки.

— Ваше, пан Иоанн? — спросил Мехловский, наблюдая за действиями гостя.

— Мое, — ответил Тимофей и не сдержался от удивленного возгласа. — А чего ж они деньги-то не взяли?

— Так их и без того много, — ответил пан Станислав, показывая на внушительную кучу монет и золотых украшений, лежавшую чуть отдельно. — Когда тратить-то было? Да и негде.

— Пан Иоанн, — подошел к Акундинову Юзеф, показывая какую-то саблю, — поглядите, не ваша?

Сабля была прелесть как хороша! Рукоятка, вырезанная из слонового бивня, отделана золотом и украшена драгоценными камнями. Кожаные ножны с золотым же узорчатым тиснением. Слегка обнажив клинок, Тимофей только ахнул — он увидел волнистые линии, пробивающиеся сквозь голубовато-серую сталь. Настоящий булат, коему вообще и цены-то нет!

Потрогав рукоятку и пощелкав ногтем по клинку, Акундинов со вздохом вернул саблю шляхтичу.

— Не, — покачал он головой. — Моя попроще будет. И рукоятка у нее хоть и костяная, да простая, без изукрас, и ножны деревянные, кожей обитые, а не с узором. А эту не иначе, как у какого-то князя отбили.

— Постойте-ка, пан Иоанн, — сказал вдруг пан Станислав. — Берите-ка ее себе. Пусть пан Каразейский имеет оружие, по чину положенное!

Мехловский подмигнув самозванцу, поехал дальше, отдавая распоряжения. Отцовой сабли, увы, отыскать так и не сумели. Может, завалилась где-нибудь, а может, бандиты ею просто побрезговали.

Когда трофеи были рассортированы, слуги принялись увязывать и грузить добычу на спины пленников.

— А с ними-то что будет? — поинтересовался Тимофей у Юзефа.

— На суд поведут, — ответствовал тот равнодушно.

— А куда поведут-то? В Краков, к королю?

— Зачем к королю? — удивился шляхтич. — В замок, к пану Станиславу. Тех, кто недавно в бандитах, да детишек — в плети да в деревню. У нас хлопов не хватает. Бегут, сволочи, — пожаловался Юзеф со вздохом, — им работать надо, а они — к казакам. Баб, кто помоложе да посмазливей, в кордегардию — шляхту ублажать. Ну а злодеев отъявленных казнить: кого на кол, кого на виселицу. Ну это уж как пан Стась прикажет.

— А король что скажет? — робко поинтересовался Тимофей, размышляя — что бы случилось на Руси с воеводой, который осмелился бы сам чинить суд и расправу, не сносясь с Разбойным приказом или с самим государем.

— А кто ж его спросит-то? — отмахнулся Юзеф. — Какое дело пану Мехловскому до короля? Разбойников поймали в латифундии пана — в его владениях. Стало быть, судить будет сам пан. Вот ежели бы поймали их в королевских владениях да повесили бы своей властью, так король бы мог высказать недовольство. А так…

— А ежели король пана Станислава за самоуправство на суд призовет? — продолжал недоумевать Тимофей, в голове которого не укладывалось — как так могло сложиться, что вотчинник имеет право на свой суд.

— Ну так надо, чтобы пан Мехловский захотел на королевский суд прийти, — засмеялся Юзеф. — Не захочет, так кто же его заставит? Вон пан Стигнецкий, тот себе из королевских повесток платье сшил…

Шляхтич ушел, а Акундинов, вскочив в седло, последовал за остальными.

До замка карательный отряд (а как еще сказать?), отягощенный пленными и добычей, добрался только к вечеру. Пан Мехловский, распорядившись отправить пленных в темницу («Завтра разбираться будем!»), пригласил всех участников охоты на пир.

Тимофей, который за весь день ничего не ел, не считая чашки шоколада, с жадностью налегал на все, до чего могла дотянуться его рука. Но пил он теперь не в пример меньше, чем в первый день, потому что уже оценил коварство вина. Пьешь его, как водичку, не пьянеешь, а потом — бац, будто жеребец копытом двинул!

Сегодня, как объяснил Юзеф, было валашское, а не французское. Чем одно отличается от другого, Тимоха так и не понял.

Сидя рядом с Юзефом, чей ранг при дворе пана Мехловского определялся как «маршалок» (дворецкий, что ли?), Акундинов вспомнил, что с самого утра не видел Костки. Обычно в каком бы состоянии его друг ни находился, он хоть раз в день да показывался на глаза.

— Пан, а вы не видели моего друга?

— Пана Конюшевского? — спросил Юзеф, переиначивая фамилию на польский лад, от чего она приобрела несколько иное значение. [48] Коняшина (польск.) — трава. — Так ваш секретарь вместе с паном Забельским всю ночь и весь день вина дегустировали. К вечеру только закончили.

— Дегустировали? — с недоумением спросил Тимофей, услышав новое слово.

— Пробовали, — объяснил Юзеф. — Пан Забельский, главный кравчий, равно как и ваш друг, во Франции бывал. Так что ушли они в винный подвал пробовать, настоящие ли вина ясновельможному пану купцы поставляют.

— Мать твою! — схватился Тимоха за голову. — Так ведь он, Конюшевский, зараза пьяная, оттуда до смерти не выйдет. Или пока все вино у пана Мехловского не выжрет.