Евгений Шалашов - Десятый самозванец

На следующий день Тимофей отправился в курию, где ему дали работу — сравнить, точен ли перевод на латынь послания одного из падишахов.

Только к вечеру Тимофей со скрипом, но перевел арабскую вязь. Как он понял, речь шла об одном из христианских храмов в Салониках, на который претендовали католики. Визирь султана отвечал, что ранее этот храм уже был обещан православной общине…

Когда епископ Бенедетто пришел проведать своего протеже, он остался доволен. На следующий день Тимофей получил уже два свитка, на третий — три, а на четвертый — четыре. Однако из четырех он сумел перевести три. На следующий день унылый чиновник выдал ему только три свитка. «Вот, значит, как тут урок-то устанавливается, — смекнул Тимофей. — Хорошо, что не подгоняли…» — порадовался он, вспоминая рассказ о том, как в Новом Свете устанавливают урок-норму для рабов-негров. В первый день раба обильно кормят, а потом подгоняют весь день. Урок, выполненный им за первый день, становится каждодневным…

Рабочий день начинался около девяти утра, а заканчивался около пяти часов вечера. Вся братия, находившаяся в курии, должна была читать нешпоры, а он с чистой совестью, как еще не принявший крещения, уходил домой. Сиречь в гостиничный номер. Уставал так, как не уставал и во время работы в приказе. Там, конечно, дьяк или сам воевода заставляли работать. Но там тебе никто норму не устанавливал. Сколько успели — столько и сделали. А чаще всего так и ничего не делали, а попивали себе пивко да квас, пока не приедет кто-то из начальствующих людей да не огреет как следует. А тут…

Совсем незаметно пришло время конфирмации. В храме Святого Иоанна, где служил мессу незнакомый священник в красном облачении, а помогал ему Бенедетто в фиолетовой одежде, Акундинова заставили ответить на вопросы, которые он вызубрил в «Катехизисе», да прочитать «Angelus» и «Ave Maria», потом полили святой водой и причастили сухой хлебной облаткой. Вина, как знал новообращенный католик, мирянам было не положено. Этим все и закончилось. На прощание Бенедетто подарил ему красивую книгу, где были молитвы, а тот, что был главным, — глиняное распятие. Служка уложил подарки в новенькую сумку, что давалась паломникам.

Отметить обращение где-нибудь в траттории никто не предложил (пятница!), потому Тимофей решил, что он как-нибудь справится в одиночестве. Купил бутылку кьянти, потому что крепче ничего не нашел, взял несколько апельсинов да пару копченых рыбин на закуску и пошел в гостиницу.

Подойдя к стойке за ключом, он был удивлен, не обнаружив его на месте.

— Синьор Джованни, — виновато сказала хозяйка, синьора Паула, пышнотелая молодящаяся особа, на которую у Тимохи были кое-какие виды, — к вам гость.

— Что за гость? — насторожился Акундинов, который никого не ждал. — Кто такой?

— Сказал, что ваш старый знакомый. По-итальянски говорит очень плохо. Вначале ждал вас в приемной, а потом попросил у меня ключ от комнаты. Я решила, что пусть он лучше подождет вас там.

— Почему это? — возмутился Тимофей подобной бесцеремонности.

Вместо ответа женщина только пожала плечами и заискивающе улыбнулась.

— Ладно, посмотрим, кого там шайтан принес, — изрек Тимофей, поднимаясь к себе. Дверь в комнату была открыта. В кресле, уронив голову на грудь, спал человек. Был он в старом драном плаще и в сапогах, заляпанных грязью.

— Эй, ты кто? — спросил Тимофей.

Сидевший поднял голову, и Тимоха узнал… Костку Конюхова, потерянного два года назад!

— Тимоша, Тимошенька! — радостно закричал друг, бросаясь на шею, словно пьяная баба. — Ну наконец-то я тебя нашел!

— Ох, да ни хрена себе! — удивленно сказал Акундинов, еще не зная — радоваться или огорчаться. Вроде бы хорошо, что нашлась пропажа. А с другой стороны — новый нахлебник появился. Но на всякий случай обнял земляка и спросил: — Ты откуда взялся-то?

— Ох, Тимоша, — только вздыхал Костка, размазывая радостные слезы по седоватой щетине. — Где ж я только тебя не искал!

— Ну, за это можно и выпить, — изрек Тимофей, вытаскивая из сумки бутылку и снимая с каминной полки два глиняных стакана.

— Тимоша, а покушать у тебя ничего нет? — робко спросил Костка. — Я третий день не евши…

— Эх, ты, — покровительственно сказал Акундинов, доставая рыбу и фрукты. — Ух ты, мать твою! — рассерженно высказался, когда обнаружил, что распятие, положенное на дно, раскололось.

Вытащив крест на свет, Тимофей грустно сложил обломки друг к другу. Все ж таки подарок кардинала… Мало ли, пригодиться может. Потом, вспомнив, что точно такой же можно купить в любом храме, причем недорого, успокоился. Мог бы и серебряное распятие подарить, сквалыга…

Покопавшись в скарбе, вытащил несколько черствых, но еще съедобных лепешек и головку сыра. Потом (гулять так гулять!) добавил кусок отличного окорока, который берег на черный день.

— Ну, — произнес Тимофей. — За встречу!

— У-а, — невнятно пробулькал Костка, выпивая свой стакан и хватаясь за рыбий хвост.

— Погоди-ка, — остановил его Тимофей, перехватывая грязную руку друга. — Давай-ка апельсинчик вначале съешь. Только не спеши… — И собственноручно принялся чистить шкурки с «китайских яблочек», разламывать их на дольки. Пока Конюхов заглатывал апельсины, хозяин комнаты успел порезать мясо и начал разделывать рыбу.

Конюхов ел сыр вместе с рыбой, заедал все окороком и апельсинами и не морщился. Видно, пытался наверстать голодные дни. Да и сам Тимофей «постился» с раннего утра. Конечно, перед конфирмацией положено не есть подольше, сутки вроде бы, да только кто проверит?

— Ну, рассказывай, — предложил Тимофей, когда почувствовал, что перекусил.

— Ага, — кивнул Костка, обгладывая позвоночник и обсасывая косточки.

— Потом еще в тратторию сходим, похлебки поедим, — пообещал Тимоха, которому вдруг стало жаль непутевого приятеля.

— Ой, хорошо! — выдавил из себя Конюхов, складывая-таки рыбьи останки на стол. Потом, глядя осоловевшими глазами, спросил: — Тимоша, а можно я после расскажу? Спать охота…

— Ну ты хотя бы немного расскажи. Как нашел-то меня?

— Ох, долго рассказывать. Я же тут четвертый день торчу. Тебя ищу. В последнюю-то неделю, когда деньги поизвелись, шел да именем Христовым кормился. Итальянцы меня за полоумного держали, но деньги давали. А вот римляне эти…

— Ну ты даешь! — восторженно вымолвил Тимофей, а потом решил: — Ладненько. Давай-ка пока спать ложись. А я — по лавчонкам пробегусь да чо-нить на ужин присмотрю.

— Только еды побольше, а вина — покрепче. Лучше водочки бы, — мечтательно сказал Костка, раздеваясь и снимая сапоги.

— Ну где ж я тебе водки-то найду? — возмутился Тимофей, прикрывая нос ладонью. Чувствовалось, что Костка давненько в дороге.