Михаил Шевердин - Набат. Агатовый перстень
- Название:Набат. Агатовый перстень
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:1958
- Город:Ташкент
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Шевердин - Набат. Агатовый перстень краткое содержание
Эта книга о борьбе с басмачеством в лихие 20-е годы прошлого столетия, когда ставленник англичан при поддержке местных контрреволюционных сил турецкий генерал Энвербей пытался создать на месте нынешнего Узбекистана и Таджикистана государство Туран, объединив в нем все мусульманское население Средней Азии. Но молодая Бухарская народная республика, скинувшая эмира, поднялась против несостоявшегося диктатора. При поддержке Красной Армии в жесточайших боях басмачи были разбиты и отброшены в Афганистан и Иран…
Набат. Агатовый перстень - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Поистине гнев застилает мозг господину Салиху-курбаши. Сколько он наклеветал тут, сколько наговорил.
Проводив подозрительным взглядом курбаши, Ибрагимбек посопел немного и строго спросил Алаярбека Даниарбека.
— А то правда, что ты выдал себя... этого-того... за гордеца Даниара?
Только мгновение Алаярбек Даниарбек колебался. Он понял по хитрым искоркам, прыгающим в глазах Ибрагимбека, что строгость его напускная, что ход мыслей его, тяжёлых, неповоротливых, направлен уже совсем в другую сторону.
— Да, — сказал Алаярбек Даниарбек.
— Хо-хо-хо, — рыкающим басом разразился Ибрагимбек.
Он долго хохотал, поддерживая обеими руками подпрыгивающий живот.
— Гордец Даниар! Хо-хо-хо! Хитрец Даниар! Лиса Даниар! Всезнающий, всепонимающий Даниар! И ты, и ты...
Он тыкал в грудь, в живот Алаярбеку Даниарбеку а хохотал. Хохотал до слез, до колик.
— Молодец! — наконец выдавил из себя Ибрагимбек. — Ты самый настоящий молодец за то, что повеселил нас. Мы теперь приблизим тебя.
Постепенно все оживились. Горячая пища, мусллас развязали языки. Стало шумно. Пар поднимался от блюд густым облаком. Ибрагимбек ел много, но в веселье участия не принимал. Молча он подсовывал Алаярбеку Даниарбеку куски пожирнее. Его злые глаза останавливались тупо то на одном, то на другом и неуклонно упирались в конце дастархана в Салиха-курбаши. Надвигался приступ гнева. Ибрагимбек мрачнел, глядя на бесшабашное веселье. Этого степного царька задевало, что гости увлеклись и совсем перестали его замечать, занятые насыщением своих желудков и хохоча над тяжеловесными остротами. Начался обычный в таких случаях аскиабозлик — игра в остроты. В остроумии состязались все, кроме молчавшего по обыкновению Асадуллы и задремавшего Каюма Токсабы. Разговор коснулся охотничьих дел. Каждый хвастался своими успехами и в то же время высмеивал своего противника. Говорили об охоте с соколами, с беркутами, с тазы-гончими, с сетями, просто с двустволками. Опоры дошли до крика, смех сотрясал бороды и животы. И внезапно всё стихло. Прозвучала фраза, маленькая, невинная на первый взгляд фраза:
— А есть охотники — на брюхе по грязи ползают по-кабаньи.
Слово «кабан» произносить в присутствии Ибрагим-бека не полагалось. Когда-то давно бек Гиссарский, озлившись на неуловимого Ибрагима, прозвал его при народе на пиру в своем дворце камышиным кабаном. Оскорбился Ибрагим сверх меры, но тогда он был ещё маленьким человеком, а на сердитого верблюда всегда кладут вьюк потяжелее. И кличка «кабан» утвердилась за Ибрагимбеком накрепко, на всю жизнь. Но кто бы посмел обзывать его таким позорным для мусульманина прозвищем в глаза теперь, когда он достиг силы и могущества? За спиной, правда, продолжали шепотом его так звать, особенно после происшествия в пастушьем селении Курусай.
При слове «кабан» Ибрагимбек сразу же поднял глаза и тупо упёрся взгля-дом в лицо Салиха-курбаши. Тот поперхнулся, но не мигая смотрел на Ибрагим-бека.
Воцарилось молчание.
— Видишь, командующий, — подзадорил Алаярбек Даниарбек, — какую блоху тебе язычник в штаны подпустил... с телёнка величиной, а? Слушайте же, о уповающие на бога!
Немигающими глазами Ибрагимбек разглядывал Салиха-курбаши, словно видел его в первый раз. Салих бледнел и краснел, ёрзая беспомощно на месте. На своей физиономии он старался изобразить беспечное и независимое выражение.
Наконец Ибрагимбек сказал:
— Ты ешь, Салих, а? Мой хлеб ешь, мой плов ешь? А как ты, Салих, работаешь, а?
Салих-курбаши завертелся на месте и открыл рот.
— Молчи, забыл, что ты, мусульманин, большевиком был, а? Забыл, что командиром у безбожников был, а? А когда к нам прибежал, кто тебя обласкал, а? А ты как ответил нам на ласку?
— Я стараюсь... Скоро оружейная мастерская будет готова...
— «Сабр» — так именуется терпение в священном коране, — ввернул Алаярбек Даниарбек.
— Год ты говоришь «скоро будет готова», — воскликнул Ибрагимбек. — А патронов нет! А воевать, нечем!
Тут он обвёл взглядом пирующих, застывших в ожидании с непрожёванными кусками во рту, и продолжал:
— Кто Салих-Губошлеп? Начальник оружейной мастерской. Что делает Салих? Жрёт, играет с женой, которую мы ему дали. Да ещё неуважение показываешь? Грозить начал? Эй, друзья, что сделать с Салихом, потерявшим лицо, а?
— Но, господин Ибрагимбек... — слабо запротестовал Салих-курбаши.
— Молчи. Что сделаем с ним? Этого-того? А?
Никто не говорил. Все замерли. Скажешь что-нибудь ещё невпопад, не поздоровится. От самодура Ибрагима можно ждать чего угодно. Да и Салиха-курбаши побаивались. До сегодняшнего дня он находился в милости. Его, Салахутдина Байбурина, в прошлом офицера царской армии, затем перебежавшего к басмачам из Красной Армии, Ибрагимбек очень ценил как специалиста-техника по стрелковому оружию. Байбурин уже реставрировал несколько захваченных поломанных пулемётов. По слову Байбурина расстреляли только вчера двух басмачей, укравших несколько патронов. Большой, почётный человек курбаши Салих Байбурин.
И вдруг голос Ибрагимбека стал совсем ласковый: — А ну-ка повесьте его за шею, хочу посмотреть, как он попрыгает.
Бледность разлилась по лицу Байбурина, когда махрамы потащили его на улицу.
— Стой! — заорал Ибрагимбек.
С надеждой повернул оживившееся лицо Байбурин к Ибрагимбеку.
— Господин, ты мусульманин... и я мусульманин...
— Что же, я мусульманина повесить не могу?.. — В восторге от своей вы-думки, Ибрагимбек воскликнул, потирая руки: — Здесь, здесь, — он поднял глаза к закопчённым балкам айвана, — вон за ту балку зацепите!
Повернувшись, Байбурин плюнул Ибрагимбеку в лицо.
— Кончайте же! — крикнул Ибрагимбек.
Он остался очень доволен, когда увидел искаженные ужасом лица своих гостей, ставших свидетелями быстрой расправы над только что могущественным человеком. «Так и надо. Людей в страхе держать надо!» — думал Ибрагимбек, поглядывая равнодушно на висевший на веревке труп.
Салих-курбаши так и болтался на веревке до конца пиршества.
Только с уходом гостей Ибрагимбек равнодушно приказал:
— Унесите! Похороните его подобающе. Он был мусульманин.
Неслышно перевёл дух Алаярбек Даниарбек: ведь этим трупом так легко мог стать он. Да, счастье, слепое счастье сопутствовало веселому хитрому самаркандцу.
Зять халифа в субботу собрал курбашей и попросил к себе Ибрагимбека. Ждать пришлось его долго. Ибрагимбек всё раздумывал, идти или не идти, советовался с Алаярбеком Даниарбеком. Боялся «потерять лицо». Решил всё же идти. Одолело любопытство, что будет говорить Энвербей. Хотелось узнать, почему зять халифа оттягивает свадьбу, и посмотреть также своими глазами, правда ли, что он болеет.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: