Михаил Шевердин - Санджар Непобедимый

— Бухарский пес был здесь в дни, когда народ и красные воины низвергли в прах эмирский арк, а сам эмир еле унес свою жирную задницу в Гиссар.

— Что здесь делал Али–Мардан?

— Он искал убежища.

— И он получил его?

— Нет. Мы, старейшины рода кенегес, решили: этот бухарец нанес обиду кенегесцу, а потому он не гость нам.

— В чьем доме он останавливался тогда?

— Он переночевал в доме Касыма.

Ниязбек и Сайд Ахмад переглянулись. Нить была в их руках.

Утром они посетили дом Касыма. Поверив, что Ниязбек представитель Советской власти, Касым подробно рассказал о том, как три года назад в кишлаке появился усталый вельможа и как его прогнали старейшины рода кенегес.

— Когда он ушел, он ничего не оставил?

Касым задумался. Он припоминал. Тень сомнения затуманила его мозг.

— Говорите! — нетерпеливо настаивал Ниязбек.

— Хорошо. Я скажу. Тот человек оставил… — Он встал, открыл стоявший в нише сундук и, порывшись в нем, достал дорогой бархатный пояс, какие носили во времена эмира знатные бухарцы.

Ниязбек и Сайд Ахмад жадно ощупали пояс со всех сторон.

Значит, слова Али–Мардана о сокровище не были пустым разговором.

— Почтеннейший, — резко воскликнул Ниязбек, — где то, что было в поясе?

Он испытующе оглядел Касыма — его истрепанный халат, порыжевшие сапоги.

Если бы сокровище попало в руки этого пастуха, вряд ли он жил бы сейчас так нищенски. Нет, не может быть! Но тогда где же…

И Ниязбек проговорил мрачно:

— Имейте в виду, вы ответите перед судом, если хоть один грош из того, что было в поясе, пропал. Это… собственность казны.

Хозяин оробел. Сквозь загар было видно, как кровь то приливает к его лицу, то отливает от него. Касым мучительно старался что–то припомнить. Наконец он выдавил из себя:

— Камешки…

— Где они? — В один голос воскликнули Ниязбек и Сайд Ахмад. — Сейчас же давайте сюда…

Оба вскочили и угрожающе смотрели на пастуха. Тот с удивлением взглянул на одного, на другого.

— Я честный мусульманин. Всю жизнь я жил своим трудом и чужого не брал… Чужого мне не нужно. Идем! — Он вывел их на двор и подвел к очагу. — Вот здесь.

Толкаясь и мешая друг другу, Ниязбек и Сайд Ахмад разломали глиняные стенки очага.

— Вот они! — прохрипел Ниязбек, выбирая из глины и пыли невзрачные камешки.

Растерянно смотрел Касым на двух почтенных людей, которые бормоча проклятия и захлебываясь от радости, рылись в пыли. Он наклонился и поднял один камешек, откатившийся к его ногам. Повертев в руке, Касым поднес его поближе к глазам и недоуменно покачал головой. Сайд Ахмад поднялся и грубо схватил Касыма за руку.

— Ты что? Ты зачем берешь?

Пастух безропотно разжал пальцы и выпустил камешек. Цепкая рука помещика сразу же подхватила его.

— Зачем они вам? — спросил Касым. — Какая от них польза?

— В них большая сила, — раздраженно проговорил Ниязбек, все еще шаря в груде сухой глины, — только набери песку полон рот и помалкивай. Если ты хороший мусульманин, то должен понимать, что здесь болтуну не избежать гнева эмира. Понял?..

— Эмира? — удивленно пробормотал Касым.

Им овладели сомнения. Едва только непрошенные гости ушли, Касым уехал из кишлака. Нахлестывая коня камчой, он бормотал: «камешки», «большая сила», «достояние народа», «гнев эмира».

Пересчитывая камни в михманхане Сайд Ахмада, Ниязбек нечаянно посмотрел в открытую дверь на расстилавшуюся до самого горизонта степь.

— Смотрите. Кто это едет?

— Это Касым!

— Куда он поехал?

Скотовод не отвечал. В бессильной злобе он сжимал и разжимал кулаки. Ниязбек встревожился:

— Надо скорее убираться отсюда. Этот человек приведет в кишлак кого–нибудь… кого не нужно.

Они долго следили за медленно удалявшимся всадником.

— Когда он доберется до Кассана? — спросил Ниязбек.

— Утром… если будет ехать всю ночь.

Ни слова не говоря, тенгихарамский помещик вышел во двор и начал седлать коня. Сайд Ахмад последовал его примеру. Сборы были недолги. Когда кишлак погрузился в сумерки, из саидахмадовской усадьбы выехали два всадника. Они ехали почти неслышно по дороге, устланной толстым слоем пыли. Тем не менее, их услышали.

У подножья холма от приземистого кишлачного домика отделилась тень. На дорогу вышел человек. Густым басом он проговорил:

— А, здравствуйте, хозяин!

Сайд Ахмад нетерпеливо бросил:

— Здравствуйте. Что вы стали на дороге? Что вам надо?

Дехканин сделал шаг в сторону.

— Дорога ночью полна неудобств. Если позволите посоветовать, лучше не ездите.

— Убирайся ты лучше со своими советами…

— Лучше поверните лошадей назад, — сказал дехканин, — вас ждут неприятности на ночной дороге.

«Хлестнуть коня. Сшибить окаянного дурака, посмевшего встать на дороге. Ускакать. Да и кто догонит их на жалких кляченках?» Мысли мелькали как вспышки зарниц…

Но в голосе дехканина, звучавшем глухо, было что–то, внушавшее Ниязбеку тревогу. За низким дувалом и дальше по улочке слышалось шуршание подошв, сдержанные голоса, покряхтывание. Может быть, это были обычные шорохи ночного селения, и только обостренное тревогой воображение видело в них угрозу, но, во всяком случае, промелькнувшие позади одного из строений две тени с длинными предметами, весьма напоминающими тяжелые старинные ружья, никак нельзя было принять за галлюцинацию. Заметил эти тени и Сайд Ахмад. Неожиданно мягко он проговорил:

— Дружок, вы напрасно волнуетесь. Мы хорошо знаем свой путь. Мы хотим попасть на зимовку в Самык–кудук. Там завтра свадьба…

— Нет, не ездите, хозяин, — упрямо твердил дехканин.

— Нам очень нужно…

Тогда вмешался Ниязбек. Он наклонился к скотоводу и шепотом сказал ему:

— Вернемся. — Громко он проговорил: — Спасибо, друг. Вы правы… Мы поедем завтра утром.

В полном молчании они поднялись на вершину холма, спешились и, крадучись, задами глиняных мазанок начали пробираться на кассанскую дорогу. Казалось, все благоприятствовало им: и разбросанность домов кишлака, и бесчисленные тропинки, пересекавшие во всех направлениях холм, и тьма безлунной ночи. Весь кишлак, как обычно бывает в степи, лег спать с заходом солнца, и даже собаки как–то нехотя и лениво ворчали, провожая беглецов.

Но выбраться из селения не удалось и по кассанской дороге. И здесь их поджидали. Более того, Ниязбек и Сайд Ахмад убедились, что за каждым их шагом следили. Ужас начал проникать в их души, когда они увидели, что кишлак Кенегес не выпускает их.

Пришлось вернуться.

Добравшись до михманханы, Ниязбек свалился на ковер.

— Что они хотят от нас? — бормотал Сайд Ахмад. Нижняя губа у него отвисла, обнажив желтые корешки гнилых зубов.

— Проклятая! — сорвалось с губ Ниязбека. — Это ваша жена разболтала всему свету. Свернуть надо подлой шлюхе шею… Где она?