Роберт Лоу - Белый ворон Одина

Очень скоро я услышал звуки ударов, будто под землей что-то рубили. Если меч Амасин был столь же хорош, как и мой, он тоже мог запросто разрубить наковальню. А уж если пустить в ход оба клинка одновременно, потребуется совсем немного времени, чтобы перерубить каменные опоры, державшие свод подземелья. Думаю, так она и поступила… И полагаю, добилась успеха, даже не успев запыхаться или зазубрить лезвия мечей.

Тогда я повернулся и побрел прочь, догоняя товарищей. Мороз пробирал до самых костей. Я шел, ощущая в душе холод и пустоту. Но помимо холода и пустоты, я чувствовал огромное облегчение.

Я был уже довольно далеко, когда послышался шум обвала. Впрочем, возможно, это просто кровь шумела в моих ушах. Ибо приходилось поспешать, чтобы нагнать побратимов, а это нелегкое дело посреди замерзшей степи. Особенно для человека, измученного холодом и многодневной голодовкой.

Однако же мы все слышали тот долгий и протяжный вой, от которого кровь стыла в жилах. Я еще тогда понял его значение: это был не просто воинственный клич — таким образом степные амазонки отдавали последнюю дань своей ушедшей предводительнице.

Я словно воочию увидел, как оседает и рушится огромная юрта из дерева и камня. Трещит лед, крутится и шумит темный поток речных вод, устремившийся внутрь. Он сметает и поглощает все на своем пути — горы серебра, многовековую грязь, пожелтевшие от времени кости… И маленькую фигурку женщины, выполнившей последнее предназначение. С чувством исполненного долга она падает у ног Аттилы, своего великого повелителя.

Она была последней в роду. После нее не осталось дочери, которой полагалось бы передать жуткую тайну гробницы. Ноша эта не отяготит больше ничьи плечи… не разобьет ничью жизнь. Мне припомнились слова Амасин о том, что время их истекло, и я содрогнулся при мысли об этом необычном побратимстве. При всей своей странности — а женщины эти казались более странными, чем охотничья борзая с двумя головами — они были очень похожи на нас. И на мгновение мне сделалось страшно. Не хотелось думать, что в этой жуткой круговерти женских рук и ног я прорицаю наше собственное будущее.

Речные воды вымоют серебро из гробницы, смешают его с песком и илом, а по весне разнесут на многие мили вниз по течению реки. И на протяжении долгих лет люди будут случайно находить драгоценные предметы на дне степной речушки. Возможно, даже найдутся смельчаки, которые в период засухи доберутся до могильника посреди пересохшего озера и попытаются его раскопать. Я представлял, как в руки им попадется рунный меч (а может, даже и два). Люди будут разглядывать это чудо и дивиться тому, что время и непогода не сумели испортить волнистую сталь клинка.

Однако нас это уже не касается. Один преподнес Обетному Братству сказочный подарок в виде груды серебра, которая покоилась на дне нашего струга. На этом история с поисками клада для нас закончилась.

Так я сказал своим побратимам, и все были вынуждены со мной согласиться. Даже Гизур после долгого молчания кивнул и провел рукой по лицу — словно отгоняя прочь остатки наваждения.

— Гребите, ублюдки! — прорычал он. — Нам еще предстоит долгий путь домой.

При написании историко-приключенческих романов наибольшую радость мне доставляют фрагменты, основанные на действительных исторических фактах, которые, однако, выглядят более причудливыми, чем стопроцентный вымысел. Так, например, мне требовалась ситуация, которая привела бы моего героя Орма в большую беду. И чтобы дело происходило в 972 году н. э., да еще с непременным участием новгородского князя Владимира. И вот пожалуйста, к моим услугам исторический персонаж — девятилетний сын конунга по имени Олав Трюггвассон, или иначе Кракабен, Воронья Кость. Тот самый мальчик, который зарубил на новгородской площади ненавистного Клеркона — человека, некогда похитившего его и обратившего в рабство. Я бы не смог такое придумать при всем своем желании.

А благодарить за этот «подарок» я должен жившего в двенадцатом веке монаха-бенедиктинца по имени Одд Сноррассон, который воплотил историю жизни Олава Трюггвассона в одной из самых знаменитых норвежских саг. Даже делая скидку на допустимую в те времена «журналистскую вольность» в изложении материала, история эта показалась мне вполне правдоподобной. И к тому же она как нельзя лучше укладывалась в замысел моего будущего романа.

Я практически полностью сохранил канву саги. Единственное отступление, которое я себе позволил, касается личности спасителя маленького Олава. В моей книге это главный герой Орм. А на самом деле Олава спас его родной дядя Сигурд, который собирал налоги в Эстляндии и случайно обнаружил мальчика на одном из хуторов. Ну и, конечно, пришлось кое-что домыслить в отношении Клеркона, ничем не выдающегося эстского пирата.

Кроме того, каюсь, я добавил пару штрихов чисто косметического свойства. Таких, как серебряный нос дяди Сигурда и разноцветные глаза самого Олава. Первое добавление стало следствием моего литературного каприза; второе же я ввел, дабы усилить необычность персонажа по имени Воронья Кость. Мне хотелось подчеркнуть его величие и приверженность к магии — в моем понимании, две самые характерные черты Олава Трюггвассона.

Не могу также с уверенностью утверждать, будто человек этот в детстве являлся кладезем поучительных историй, но подобное видится мне вполне возможным. Вот, пожалуй, и весь список моей «отсебятины». Все прочие факты биографии Олава Трюггвассона я изложил в полном соответствии с общепринятой традицией. Это касается и его прозвища «Воронья Кость», и умения предсказывать будущее по полету птиц. Кстати, привычку эту он сохранял вплоть до своего перехода в христианство (то есть уже после того, как в 995 г. Олав был объявлен единственным и законным королем Норвегии).

Ему пришлось немало потрудиться для собственного возвышения. В частности, в 991 году Олав Трюггвассон возглавил поход викингов в Британию и, если верить саксонским хроникам, наголову разбил англичан в битве при Мэлдуне. Он вынудил отчаявшуюся английскую знать платить так называемые «датские деньги», которые и употребил на завоевание королевского трона. Впрочем, как известно, правил он недолго и умер насильственной смертью.

Естественно, все эти события произошли гораздо позже времени, описываемого в романе. Уже после того, как Олав помог новгородскому князю Владимиру победить своих братьев и стать единоличным правителем Киевской Руси. Хрупкое перемирие между тремя русским князьями продлилось всего пять лет и было нарушено благодаря Люту, сыну киевского воеводы Свенельда.

Подобно князю Владимиру и дядьке Добрыне, эти два персонажа — Свенельд и его малоприятный сынок по имени Лют — являются реальными историческими личностями. Причем, по свидетельству древних хронистов, в действительности они были именно такими, какими я описал их в книге, — властными и заносчивыми. Короче, если кто и заслуживал хорошей трепки от Финна (с дальнейшим поджариванием на очажном огне), так это Лют! В 997 году он совершил роковую ошибку, отправившись поохотиться в личных угодьях князя Олега. Будучи уличен в этом правонарушении, надменный Лют не только не повинился, а напротив, вел себя вызывающе и вызвал законного владельца на бой. За что, собственно, и поплатился жизнью.