Роберт Лоу - Белый ворон Одина

Лиса страшно перепугалась, но виду не подала.

— Мне ничего не стоит разделаться с твоими щенками, — высокомерно заявила она. — Но, к сожалению, меня ждут неотложные дела. Так что попридержи пока свою псарню. А я скоро вернусь и уж тогда преподам хороший урок твоим псам. Будут знать, как облаивать честных лисиц!

— Ну, тебе виднее, — улыбнулся пастух. — Я придержу их, а ты поспеши.

Лисица стремглав метнулась в ближайший лесок, радуясь, что удалось унести ноги. Однако оставаться совсем уж без награды ей не хотелось, поэтому она побежала к волку.

— Ну что, братец? — сказала плутовка. — Я, как и договаривались, спасла твою жизнь. Готов ли ты сдержать свое обещание?

Волк запрокинул голову и испустил долгий грозный вой.

— Какое еще обещание? — прорычал он.

— Как же? — удивилась лисица. — Не далее как сегодня ты стоял напуганный перед пастухом…

— Во-первых, я тебе не братец, — рассвирепел волк. — Я правитель всех здешних волков. А во-вторых, хотел бы я посмотреть на того, кто посмеет обвинить меня в трусости?

И он занес свою могучую лапу, собираясь отвесить нахалке увесистую затрещину. Лиса, конечно, не стала дожидаться такой «награды» и бросилась наутек. Бежала она и думала: «Эх, нет справедливости в этом мире».

Добравшись до своей норы, лиса кое-как перевела дух, а затем строго-настрого наказала детенышам держаться подальше от людей и волков.

— Все верно, — одобрил Рыжий Ньяль. — Недаром моя старая бабка говорила: коли треска взялась плавать рядом с акулами, долго она не проживет.

— Хейя, — пробурчал себе под нос Гизур. — Надеюсь, сам ты достаточно хорошо относишься к людям и волкам, чтобы не забивать себе голову такими оскорбительными сагами, маленький Олав.

— И к богам тоже, — задумчиво добавил Онунд Хнуфа.

— Я опасаюсь только пастухов, — ответил Олав.

Раздалось несколько осторожных смешков — люди все еще не знали, как читать руны этого непостижимого мальчишки.

Внезапно в круге света возникла большая темная фигура — это Квельдульв вышел к костру. Подбородок его был воинственно выпячен, меж бровей залегла глубокая складка.

— Я последний из Клерконовых людей, — объявил он, бросив пристальный взгляд на Олава. — Меня прозвали Квельдульвом по той причине, что я берсерк-оборотень. Так вот… Сдается мне, что в последнее время у вас сильно народу не хватает. Так почему бы вам не взять к себе хорошего воина?

Я крепко задумался. Квельдульв говорил правду — люди нам действительно не помешали бы… Но дело в том, что я не доверял этому человеку. И не хотел видеть его в рядах Обетного Братства. Я тоже посмотрел на Воронью Кость. Лицо мальчика обратилось в каменную маску (подозреваю, вовсе не от холода), зато глаза приобрели необычный блеск. Один из них сверкал искристым льдом, другой горел черным пламенем. Я бы многое дал за то, чтоб узнать: что же произошло между ним и Квельдульвом на Черном Острове?

— Все верно, — нехотя признал я. — Беда в том, что мы не обычная дружина, а Обетное Братство. Возможно, ты слышал о клятве, которую мы все принесли перед лицом Одина. Готов ли ты взять на себя такой же обет и соблюдать его до конца жизни?

— У себя в Смоланде я известен как человек слова, — сердито огрызнулся Квельдульв. — Это тебе любой тамошний житель подтвердит.

У Олава вырвался сдавленный возглас, и все глаза обратились на мальчика.

— Это и я могу подтвердить, — проговорил он голосом острым, как лезвие топора. — Ты пообещал мне, что я никогда не увижу своей матери, коли снова попытаюсь бежать. И сдержал слово — больше мне не довелось ее видеть живой.

Над поляной повисло зловещее молчание, лишь тоскливое завывание ветра нарушало тишину. В конце концов молчать уже стало невозможно, и я спросил:

— И что ты умеешь делать? За какие таланты мы должны тебя принять в Братство?

Квельдульв непонимающе моргнул.

— Я уже сказал. Тебе известны все мои таланты — я оборотень и берсерк… Короче, настоящий убийца. Хорошему ярлу не требуется объяснять ценность такого воина.

Его слова сильно смахивали на оскорбление, и в душе моей вспыхнул гнев. Я и сам удивился этому чувству. Оно доказывало, как глубоко в меня просочился вселенский холод.

— Все это не более чем слова, — резко ответил я, вполне отдавая себе отчет, что дразню опасного человека. — Однако никто из нас не видел, как ты грызешь свой щит в схватке. Сказать по правде, мы вообще тебя в бою не видели. До сих пор всю работу нам приходилось делать самим.

— Это правда, — признал Квельдульв, — во время штурма крепости я приболел…

Финн язвительно рассмеялся, и Квельдульв ответил ему свирепой гримасой.

— Однако сейчас я в полном порядке, — продолжал он. — И готов преподать урок тем, кто забывает о хороших манерах. Я слышал: чтобы вступить в ваше Братство, надо сразиться с одним из его членов.

Я отметил, как мгновенно ощетинился Финн, и мне это сильно не понравилось. Я не хотел, чтобы они дрались. Но также не хотел брать к себе Квельдульва.

— Времена изменились, — сказал я после секундного промедления. — Нас стало слишком мало… и я решил изменить правила.

Среди моих людей пробежал легкий ропот: они не слышали ни о каких изменениях. Да и откуда бы им услышать, коли я придумал это только сейчас — можно сказать, смухлевал на ходу? Мне было немного стыдно, но я винил во всем проклятый холод и стечение обстоятельств.

Итак, я вытянул вперед левую руку, затянутую в кожаную перчатку. На холоде она совершенно задубела, так что все пальцы торчали, словно деревянные. Если бы я не сидел у костра, то непременно надел бы поверх еще и варежку.

— И сколько пальцев ты видишь? — спросил я.

Квельдульв ухмыльнулся. Похоже, он решил, что это какой-то обязательный ритуал, не более того.

— Пять, конечно, — ответил он, все так же дурашливо улыбаясь.

Я медленно согнул пустые пальцы перчаток. Побратимы и те, кто знал, что на этой руке у меня недостает двух пальцев, рассмеялись. На лицо Квельдульва вновь вернулась привычная угрюмая гримаса.

Больше всех веселился Квасир.

— Даже среди камней попадаются особо умные, — проговорил он сквозь смех. — Надо бы ярлу Орму раздобыть один из них — будем приносить на нем присягу.

— Хейя! — поддержал его Гирт.

Что касается меня, то, глядя на Квельдульва, я испытывал лишь жгучий стыд. Не следовало, конечно, выставлять его на всеобщее посмешище. Парень стоял, непонимающе хлопая глазами. Затем по лицу его пробежала какая-то рябь — словно по водной глади пруда. Он круто развернулся и зашагал прочь в темноту. Вдогонку ему неслось насмешливое гиканье Финна. После неловкой паузы беседа вернулась в прежнее русло, но мне постоянно казалось, что я ловлю на себе неодобрительные взгляды.