Артур Конан Дойл - Сэр Найджел

— А мой оруженосец? — спросил он. Брови короля сердито сошлись.

— Нет, пусть отправляется в Бретань! — ответил он резко. — Удивляюсь, Джон, что ты напоминаешь мне об этом юнце, чья дерзость еще не изгладилась из моей памяти. Однако кто-то же должен заменить тебя в Бретани, ибо время не ждет, а нашим людям там все труднее держаться.

Он обвел глазами присутствующих, и его взгляд остановился на суровом лице сэра Ноллеса.

— Сэр Роберт, — сказал он, — ты хоть молод годами, но воин старый и, как я слышал, столь же мудр в совете, сколь храбр на поле битвы. Тебя я посылаю в Бретань вместо сэра Джона Чандоса, который прибудет туда, когда мы кончим наши труды на водах. В порту тебя ждут три корабля и отряд в триста человек. Сэр Джон расскажет тебе наши замыслы. А теперь, мои друзья и верные товарищи, возвращайтесь к себе и побыстрее готовьтесь в дорогу, ибо, свидетель Бог, я отплыву с вами в Уинчелси завтра!

Кивнув Чандосу, Мэнни и еще некоторым из своих доверенных помощников, он увел их во внутренний покой обсудить с ними планы на будущее. Разошлись и остальные: рыцари — в достойном молчании, оруженосцы — смеясь и шумно переговариваясь, но все они равно радовались тому, что им предстояло.

Рассвет еще не занялся, а Найджел в покоях Чандоса уже собирал своего благородного господина в дорогу и слушал его последние советы и ободрения. В то же утро, когда солнце поднялось на четверть небосклона, большой неф короля поднял огромный парус, украшенный львами и лилиями, и повернул свой обитый медью нос к берегам Англии, увозя туда большинство присутствовавших на вчерашнем пиру. За «Филиппой» следовали пять когов поменьше, битком набитые оруженосцами, лучниками и жандармами.

Найджел и его новые товарищи на стенах замка махали шапками вслед широким тупоносым кораблям, на которых били барабаны, гремели трубы, над палубами колыхалась сотня рыцарских знамен, а над ними — и самое большое знамя с красным английским крестом. Они следили, как «Филиппа» и ее спутники тяжело выходят из порта, и провожали их глазами, пока не остались видны только паруса, а тогда с тяжелым сердцем, все еще жалея, что не плывут с королем, принялись готовиться к своему более дальнему плаванию.

Потребовалось четыре дня неустанного труда, прежде чем приготовления эти завершились, — небольшому отряду, отправляющемуся во враждебный край, нужно было взять с собой очень многое. Им были оставлены три корабля — ког «Томас» из Ромни, «Божья Благодать» из Хита и «Василиск» из Саутгемптона. На каждом, помимо тридцати матросов экипажа, разместилось сто человек. В трюме стояли сорок лошадей, в том числе и Бурелет, истомившийся от долгого безделья и стосковавшийся по холмам Суррея, где он мог бы поразмять свои могучие ноги. Затем начали грузить провиант и запасы воды, луки, связки стрел, подковы, гвозди, молоты, ножи, топоры, веревки, сено, чаны с зеленым кормом и еще много всякой всячины. И все время от кораблей не отходил суровый молодой рыцарь сэр Роберт. Он наблюдал, проверял, следил и распоряжался, почти не тратя слов, потому что был молчалив, но взглядом, жестами, а если возникала нужда, то и тяжелым хлыстом для собак.

Моряки «Василиска» из Саутгемптона издавна враждовали с моряками Пяти Портов, которых, по мнению остальных английских мореходов, король слишком уж взыскивал своей милостью. И если корабль с западного побережья встречал в гавани корабль с южного, редко удавалось избежать кровопролития. На пристани то и дело вспыхивали потасовки: матросы с «Томаса» и «Божьей Благодати», вопя, накидывались на команду «Василиска» с именем святого Леонарда на устах и жаждой убийства в сердце. Тогда под стук дубинок и лязг ножей в гущу дерущихся, как тигр, врывался их молодой начальник, хлестал всех подряд, словно укротитель своих волков, пока они с воем вновь не брались за работу. Утром на четвертый день все было готово, концы отданы, собственные лодки отбуксировали три корабля из гавани, и они исчезли в тумане, заволокшем пролив.

Хотя численность отряда была невелика, Эдвард отправил в Бретань на помощь осажденным английским гарнизонам внушительные силы. Почти все были опытные ветераны, а их начальники отличались и в совете и на войне. Ноллес поднял свое знамя с черным вороном на «Василиске». Кроме собственного его оруженосца Джона Хоторна, при нем был и Найджел. С ним плыли сорок лучников с йоркширских холмов и еще сорок из Линкольншира. Все известные своей меткостью, а во главе их стоял старик Уот из Карлайла, седой ветеран пограничных войн с Шотландией.

Сноровкой и силой Эйлуорд уже завоевал место среди лучших из них: его вместе с Длинным Недом Уиддингтоном, дюжим северянином, признали обладателем всех качеств, необходимых лучникам, — он уступал в них только прославленному Уоту Карлайлу. Жандармы все были тоже умелыми воинами, а возглавлял их Черный Саймон из Норича, тот самый, который плыл с Найджелом и Эйлуордом на «Мари-Роз». Сердце его пылало ненавистью к французам, убившим всех его близких, и, точно бегущая по следу ищейка, он по морю и суше устремлялся к месту, где ему мог представиться случай удовлетворить жажду мести. Не хуже были лучники и жандармы, плывшие на двух других кораблях — чеширцы на коге «Томасе», набравшиеся опыта на границе с Уэльсом, и камеберленцы на «Божьей Благодати», закалившиеся в пограничных стычках с шотландцами.

На «Томасе» повесил свой щит с пятилистником на горностаевом поле сэр Джеймс Астли. Лорд Томас Перси, младший отпрыск олнуикского дома, уже прославившийся доблестью, которая не один век была засовом на сухопутных вратах Англии, повесил щит со вздыбленным лазурным львом на «Божьей Благодати». Вот такой внушительный отряд повернул в сторону Сент-Мало, когда лодки вывели три корабля из порта Кале в густой туман, клубившийся над проливом. С востока задувал легкий бриз, и крутобокие суденышки с высокой кормой медленно, вперевалку плыли по проливу. Иногда туман рассеивался настолько, что с каждого было видно, как остальные два то взбираются вверх, то скатываются с маслянистых валов мертвой зыби, но затем опять смыкался, окутывал верх мачты, сползал на паруса и уже колыхался над самой палубой, а потом и вода у борта скрывалась из вида, и они словно скользили на крохотном плоту посреди океана белых испарений. Моросил мелкий дождь, и лучники на шкафуте укрылись под выступами носа и кормы. Одни коротали время за игрой в кости, другие спали, остальные же (а их было большинство) предпочитали лишний раз проверить свои стрелы и полировали луки.

В дальнем конце на бочонке, словно на троне, восседал лысый толстяк Бартоломью, окруженный подносами и ящиками с перьями. Он был мастером, изготовлявшим и чинившим луки и стрелы. Ему полагалось следить, чтобы оружие у всех содержалось в порядке, и ему принадлежало право продавать запасные стрелы, тетивы и прочее. К нему то и дело подходили лучники, жалуясь на что-то, чего-то прося. Позади него собрался десяток ветеранов, которые, ухмыляясь, слушали его наставления и выговоры.