Татьяна Морозова - Колесница белого бога

Селим, она чувствовала, следил за каждым движением мальчишки. Правда, сама девушка оставалась вне подозрений: ей удалось прекрасно имитировать болезнь старым надежным способом – при помощи обычного порошка лимонной кислоты. Старый фокус… Это значительно снизило бдительность охраны… Теперь нужно лишь выбрать подходящий момент.

К ночи неграм побросали циновки, и они устроились отдыхать прямо под открытым небом. Боевики расслабились после трудного перехода. Видно, местность считалась настолько неприступной, что необходимость в сильном карауле отпала сама собой. Поэтому кочевники после ужина приноравливались спать, кто где.

Дэвид с видом равнодушного созерцателя некоторое время бродил внизу между людьми, пил кофе, приветливо улыбался. Огон распоряжался, устраивая людей на ночлег. Иногда старик задерживался взглядом на фигуре американца. Но тот кивал ему с самым невозмутимым видом. И все сужал круги, приближаясь к симпатичной пленнице, кутавшейся в верблюжье одеяло.

Он был уже совсем рядом, когда к Марджани подошел Селим с разговорами.

«Этот парень меня раздражает», – подумал Дэвид и прошагал мимо, за третьей порцией кофе.

Сгущалась тень. Лагерь готовился ко сну. Хныкали ребятишки, женщины успокаивали их вполголоса. Периодически раздавался громкий смех двух кочевников, им, видно, не спалось.

К Дэвиду подошли его молчаливые носильщики, он взгромоздился на сиденье. Тайна гарамантов, обещанная огоном, сейчас сильно занимала археолога.

Среди африканских племен, упоминаемых древними географами и историками, гараманты занимают особое место. Наиболее достоверные сведения гласят, что они вошли в конфликт с Римом, и этим объясняется упадок и исчезновение их цивилизации. Однако военные экспедиции римлян, посланные в Ливийскую пустыню, чтобы наказать гарамантов – поставщиков живого товара для гладиаторских боев, окутаны легендарной дымкой. Ученые не могут с точностью утверждать, что героические африканские переходы римских легионеров на самом деле имели место. В условиях отсутствия воды, в жару, через пустыни, не нанесенные на карты? Вряд ли…

Скупые записи античных авторов и ограниченное число надписей на памятниках – вот все, что осталось от гарамантов. Положа руку на сердце, каждый честный ученый должен признать: об этой цивилизации известно не больше, чем об Атлантиде, значит, практически ничего.

Дэвид едва дождался, когда Огон позовет его. Оказавшись вновь в круглом зале, ученый горел нетерпением начать разговор. Старик встретил друга пристальным изучающим взглядом.

– Ты понимаешь, что после всего услышанного и увиденного здесь путь назад будет окончательно отрезан для тебя? – тихо произнес жрец. – Ты должен будешь молчать о тайном.

Дэвид кивнул.

– В таком случае, я расскажу тебе о народе, известном вашей науке как гараманты. Селим, предводитель этого отряда, считается последним из их царской линии. Да, кстати. Я видел сегодня, что ты уже вполне можешь обойтись без носилок?

Дэвид сообразил, что старик хочет что-то показать ему.

– Да, я могу двигаться сам, Огон. И удивляюсь этому. Все-таки как вышло, что моя кость срослась так быстро?

– Биорегулятор…

– Что?

– Иди за мной.

Старик поднялся со своего кресла, прошел в один из тоннелей, отходящих от круглого зала как солнечные лучи. Дэвид следовал за ним по пятам.

Стены этого коридора также украшали многочисленные гравюры. Но на сей раз археолог обнаружил сходство со стилистикой живописи острова Крит. Дэвид знал, что схожие рисунки были найдены в разных частях света, даже в холодной Сибири, также как и аналоги знаменитых критских лабиринтов…

Коридор сделал поворот, жрец оглянулся на Дэвида.

– Сейчас ты увидишь то, о чем мечтает любой ученый в твоем мире. Я прошу тебя идти строго за мной, след в след. Иначе можешь поплатиться жизнью. А мне бы не хотелось потерять преемника из-за ерунды…

Американец невольно устыдился своих последних намерений. Значит, сейчас он делает выбор между возможностью уйти и возможностью остаться… Как бы поступил отец?

«Впрочем, я теперь знаю, как он поступил и что именно мучило его совесть», – подумал Дэвид.

Огон принял молчание Дэвида как согласие на все условия. Оба шагнули за угол. И оказались перед мощной металлической дверью, напоминающей затворы для лифта. Едва археолог подумал про мистификацию – уж слишком современно выглядели двери, – как они начали медленно открываться. В помещении за ними стояла кромешная тьма.

– Идем, – позвал жрец.

Как только старик перешагнул порог, в помещении возник свет. Дэвид огляделся, выискивая его источник, но, как и прежде в коридорах, свет как бы возникал отовсюду и сам собой.

Помещение пустовало, пол походил на шахматную доску, белые квадраты чередовались с черными.

– Строго за мной! – напомнил Огон.

Старик сделал шаг вперед. Затем влево. И после, вновь по прямой линии, прошел еще три клетки…

– Ход конем? – усмехнулся ученый и проделал то же самое.

– Пифагор овладел мудростью жрецов Мемфиса, в Вавилоне он постиг учение халдеев о тайнах исчислений и был посвящен в таинства древних мистерий. Заратустра изложил ему учение, согласно которому есть две сути вещей: отец и мать, черное и белое, да и нет. Персидские маги посвятили его в свои секреты, истолковали законы природы и начала всего. Много лет провел он и у догонов, которые владели тайными знаниями о наших предках и передали их ему. Но Пифагор не был безмолвным хранителем древних секретов. Он обнародовал принципы предвечного закона, полностью раскрыл их своим ближайшим ученикам и применял их на практике. Пифагор нарушил веками освященную позицию посвященных – молчать о тайном. Он излагал свое математическое учение, преподавал акустику, гармонию небесных сфер, посвящал в тайны жизни и переселения душ. Он создал научно-философскую школу, которая стала одновременно и религиозно-мистическим обществом, и политической партией. Братья причисляли Пифагора к богам. Пифагорейцы считали возможным добиться очищения духа при помощи математики. По их теории, в основу мирового порядка положены числа… Но они пошли по ошибочному пути. Пифагор неверно истолковал полученные знания…

Огон произносил свой монолог о Пифагоре и осторожно вел Дэвида, путая следы наподобие шахматной доски. Американец слушал, стараясь точно наступать на квадраты, где только что побывала нога жреца.

– К чему ты рассказываешь мне это?

– Пифагор поплатился за то, что использовал знания в своих корыстных целях. Он хотел возвыситься…

– И остался в веках богом чисел. Ведь мы идем по шахматной матрице Пифагора, – пожал плечами американец.