Роберт Лоу - Волчье море

— Для Атли, — соглашаюсь я, смущенный тем, что он этого не знает, хотя восседает на черном троне.

— Он умер, — говорит Эйнар. — Твоя рука держит меч. Ты должен его вернуть.

Я ощутил, как он уходит, а лязг молота все громче и громче.

— На что похожа смерть? — кричу я, почти без надежны на ответ.

— Долгое-долгое ожидание, — отвечает он и исчезает.

Громовой грохот вернул меня обратно, к развалинам монастыря и прогоревшему костру. Люди выскакивали из постройки, в которой Косоглазый, кому выпало нести последний дозор в эту ночь, колотил копьем по ржавому железному ободу. Те, кто спал в колпаках, поспешно их стягивали.

— Какого хера? — гаркнул Финн, и его поддержал хор голосов. Мутноглазые спросонья, все тем не менее собрались с оружием в руках.

Косоглазый молча ткнул пальцем. На склоне холма, почти сливаясь с серо-зеленым кустарником, выстроился десяток всадников. Они разглядывали нас.

— Только появились, — доложил Косоглазый. — На рассвете.

— Строиться, — велел я, и мои люди послушно встали в боевой порядок, кольчужные в первом ряду, щиты подняты. Всадники тронули коней, словно заструились в полумраке, легко преодолели мокрый склон. Их возглавлял человек в черной чалме, он правил лошадью без рук, опустив их вдоль тела и показывая, что безоружен и хочет поговорить.

Всадники явно умели воевать, и по моей спине пополз холодок, когда они приблизились настолько, что Черная Чалма очутился от меня всего в нескольких шагах.

Конь крупный и сильный, а седок — умелый наездник. При себе у него был причудливо изогнутый лук, на левом бедре висел колчан с глубоким вырезом, из которого виднелись древки стрел — и вытащить эти стрелки, как я понял, при надобности было очень просто.

Еще у него был меч, на другом боку, — не кривая сабля, но почти прямой. К седлу крепились топор и булава с головой диковинного животного на рукояти, а со стремени свисал заостренный шлем с кольчужной подложкой.

Всадник носил кольчугу, под которую оделся соответственно, но вот ноги его защищали разве что просторные штаны из какого-то черного полотна — называется руби, кто желает. Щит, маленький и круглый, с металлической набойкой снаружи, у коня на спине попона из кожи, разрисованная листьями, с пышными кистями цветной шерсти и золочеными медальонами. Черный плащ прикрывал всаднику спину и ниспадал на конский круп.

Все другие походили на него, правда, вооружены были еще длинными копьями.

Мы молча разглядывали друг друга. У него была смуглая кожа Синих людей из южных пустынь, коротко остриженные волосы, маленькая бородка и глаза черные, как гагат. Я позвал Козленка переводить с арабского на греческий, ведь брат Иоанн признавался, что знает лишь пару-тройку слов, — а хвастовства сколько было!

Козленок под моей ладонью трясся, точно побитый пес. Араб заговорил.

— Я Фейсал ибн Садик, — объявил он. — Кто посмел ступить на земли эмира Фарука?

— Я Орм сын Рерика, — ответил я, надеясь, что мой голос не дрожит и не даст петуха. — Мне сказали, эти земли принадлежат императору Великого Города.

Козленок перевел, и Фейсал прищурился.

— У тебя еще борода не выросла.

Я потер подбородок, нащупал редкую щетину, потом склонил голову, признавая его правоту, и вежливо улыбнулся. Подумаешь…

Фейсал пренебрежительно махнул рукой.

— Мы были тут задолго до греков, — высокомерно проронил он. — И никто нами не повелевает. Зачем вы здесь?

— Мы ищем церковь Архангела Михаила в Като Лефкара, — сказал я. — Чтобы поклониться иконам и побеседовать со святыми отцами.

Он оглядел мое войско, затем что-то сказал, и Козленок замешкался. Я толкнул его, и мальчик тоскливо уставился на меня.

— Он говорит, что слыхал о людях из северных краев, будто они не верят в Христа, а суть мерзкие язычники, — пролепетал Козленок. — И что… — Он замолчал, облизнул губы. Я снова его пихнул, ощущая, как внутри словно все замерзает. — Он говорит, что ты и твои собаки могут проваливать в свои гребаные конуры и не осквернять более земли великого эмира, защитника правоверных… Прости, господин Орм, но именно так он говорит…

Я сжал его плечо, заставляя умолкнуть, затем взглянул в черные глаза Фейсала. За моей спиной негромко ворчали подслушивавшие даны, неплохо изучившие греческий за пять лет в каменоломне.

— Скажи ему, — процедил я, — что мы — Братство Одина и принесли ему смерть от меча, топора и огня. Скажи, что мы пойдем туда, куда собирались, а если он встанет на нашем пути, я убью всех его людей, а его самого пущу вокруг палки и наматывать на нее кишки, покуда не подохнет.

Козленок перевел, с запинками, широко раскрыв глаза, а я отчаянно пытался устоять на подгибающихся ногах мысленно благодарил Старкада за столь приятную встречу.

Черные глаза блеснули, Фейсал на миг замер в седле. Затем он обрушил на Козленка целый поток слов. Мальчик повернулся ко мне, но, прежде чем он начал говорить, я поднял руку, веля молчать.

— Скажи этому наглому козопасу, пусть уматывает. Мне некогда с ним возиться. Либо он сражается, либо садится на корточки, как женщина. Ему выбирать.

Я подождал, пока Козленок переведет, потом схватил его за плечо и повел обратно, к мрачной стене щитов. Мои люди одобрительно заворчали и принялись стучать оружием о щиты.

— Ну? Что он сказал? Что ты сказал? — Финн, казалось, готов сгрызть край своего щита.

Стоявший рядом Сигват усмехнулся:

— Учил бы греческий как следует, не только как будет «трахаться» и «пить».

Я велел приготовиться, догадываясь, что этот десяток — далеко не все арабы. И оказался прав. Едва мы отошли от развалин и приблизились к рощице кривых деревьев, на холме показались новые всадники. Их было много.

Я проклял нашу удачу и греков. Сотня или около того, сказал Валант. Он забыл упомянуть, что арабы верхом и отлично вооружены, а у меня ватага данов в обносках с копьями и щитами.

Мы встали в роще, а всадники собрались вместе и пронзительно завопили что-то вроде «илля-ла-лаакба».

— Торговец, — проворчал Финн, — здесь слишком просторно, деревья растут рядами, и они проскачут вдоль рядов, не задержавшись. Надо было оставаться в развалинах. Шиш бы они нас тогда взяли.

Но я хотел, чтобы они напали. Хотел разъярить их, заставить наброситься на юнца, по глупости избравшего такое неподходящее место. Хотел, чтобы Фейсал прискакал к нам сам, а не вздумал из осторожности пострелять из луков.

Так я и объяснил Финну, одновременно приказав разложить те самые тяжелые мешки, которые мы тащили на себе.

Финн помотал головой, когда услышал о моем замысле.

— Хейя! Далеко глядишь. Если выживем, это тебя прославит.

— Уже, — ответил я достаточно громко, чтобы слышали все. — Я Убийца Медведя.