Роберт Лоу - Волчье море

— Они держатся вместе? И идут к той же цели, что и прежде?

Мартин кивнул.

— Да. Я сбежал. Двое, добрые христиане, присоединились ко мне. Их убили, а меня схватили.

Я не удивился — у Мартина много умений, в том числе умение выкручиваться, как угорь, из любых неприятностей. А еще — умение убеждать, что всех спасет только Белый Христос.

— Что с копьем? — вмешался брат Иоанн.

Мартин, уловив напряжение в его голосе, язвительно усмехнулся.

— Пока не добыл. Но добуду, не сомневайтесь. А что?

Брат Иоанн весь подобрался.

— Не суди меня по своей мерке, священник. В Великом Городе тоже есть святое копье. Так что ты гонишься за куском деревяшки, не более того.

— А если нет?

Вопрос Мартина повис в воздухе без ответа. Брат Иоанн молча поднялся и выскользнул из шатра.

Я смотрел на монаха, вспоминая, как ударил его, вывернув лезвие плашмя и пощадив его жизнь, о чем потом неоднократно жалел. И вот он снова передо мной, и снова я оставлю его в живых, потому что смертей вокруг и без того в избытке.

Я поднял руку, подзывая к себе Ботольва. Мартин заметил мое движение, разглядел отсутствие пальцев на моей руке — и с усмешкой показал собственную руку, лишенную только мизинца. Этот палец ему отрубил Эйнар, пока Мартин висел вниз головой на мачте «Сохатого» и, перемежая слова всхлипами, выкладывал все, что знает. По выражению лица было понятно, что этого он никогда не забудет.

Он поглядел на мою изувеченную руку, на два пальца меньше, чем должно быть, итог схватки с человеком — с мальчишкой, — который убил Рерика, моего, как я думал, отца.

— Око за око, зуб за зуб, палец… — Мартин умолк, перехватив мой взгляд, и правильно сделал, иначе я не сдержался и прикончил бы его прямо там, вспомнив, что это он послал того мальчишку и его брата по нашему следу, а закончилось все гибелью Рерика и его собственных племянников и исчезновением двух моих пальцев. Память о том, каким образом я лишился пальцев, настигла Мартина, и он побледнел, стиснул губы, казалось, готовый яростно зашипеть.

— Присмотри за ним, — велел я Ботольву. — Чтоб остался целым и невредимым, но не удрал.

Мартин улыбнулся и наклонил голову, как бы милостиво принимая дар.

— За добро добром, — проронил он. — Поспеши к своим людям, Убийца Медведя. Я бежал, когда выдался случай, ибо знал, что бывает, когда попадаешь в копи; пусть я отринул плоть во имя Господа, я до сих пор предпочитаю мочиться не через соломинку.

Я выскочил наружу, где по-прежнему творилось насилие и бесчинство, и страх накатывал на меня, как утренний туман накатывает на фьорд, заодно с яростью. Треклятый монах! Я хотел убить его, но он был мне нужен: Старкад придет за ним, а мы будем ждать.

Люди, которые вроде бы повиновались мне, раз я носил руническую гривну на шее, цапались, как голодные коты за кусок мяса. Никто не захочет слушать, что Косоглазый затрахал до смерти принцессу Хамданидов, что Квасир поотрубал пальцы полутора десятку мужчин и женщин, чтобы забрать кольца, или что Финн запускал руки в распоротые утробы мертвецов, разыскивая проглоченные богатства.

Вместо этого все будут повторять, что случившееся в тот день учинило Обетное Братство Орма Убийцы Медведя, — ведь мое имя — это нынче их имя, и наоборот.

Уже рассвело, когда побратимы наконец угомонились: они щурились на встающее солнце, некоторые явно стыдились того, что натворили, но остальные сожалели разве что о неповиновении, и все так порезвились, что унести с собой смогли только малую часть награбленного — рассовали по сапогам и за пазуху. Раздраженные, насупленные, они с тоской в глазах наблюдали, как приходят другие и забирают то, что не влезло.

Я повел их обратно к нашему войску, по усеянному трупами полю, где шныряли змеи и пировали вороны и где тучами вились мухи. От выпущенных кишок земля сделалась скользкой, раны зияли, точно провалы слепых глазниц, казалось, взывая о помощи. Мы долго искали, но так и не смогли найти тело Амунда. Он стал нашей единственной потерей, а мы не смогли его отыскать.

Мы победили, как выяснилось, — так уверял Красные Сапоги, хотя ему не слишком-то и верили. Безумный натиск северян увлек за ними большую часть скутатов, вопреки всей их хваленой дисциплине. Едва они перестали крушить дайлами, остановились, переводя дух и расставаясь с содержимым чрева, вражеские конники-гулямы в своих сетчатых доспехах и с булавами врезались в наши ряды и принялись топтать и забивать бегущих.

Лишь когда Носящие духовки подоспели на выручку, Красные Сапоги удостоверился в победе — но велел отступать обратно к Антиохии. Мы поплелись к Оронту, а воздух был пронизан скорбью, дымом погребальных костров и женским плачем.

Люди Бранда угрюмо зализывали раны, но по крайней мере им удалось забрать всех своих убитых и раненых. Люди же Скарпхеддина бежали, а те, кто уцелел, вынужденно возвращались на страшное поле и разгоняли стервятников под несущиеся им в спины проклятия женщин, которые искали своих мужчин. Такая победа хуже поражения, ибо предвещает новую схватку.

Мы пришли в наше становище все пыльные, в крови и изможденные, некоторые даже блевали по пути и загадили себе бороды. Какие-то «зайцы» решили, что могут над нами позубоскалить, и мы восприняли это как избавление. Финн, дуя на саднящие костяшки пальцев и вопя им вслед, в конце концов рухнул навзничь, слишком уставший даже для того, чтобы запалить костер. Ботольв молча отпустил монаха, которого волок за собой на поводке, и плюхнулся наземь.

Так мы и сидели, кто на корточках, кто на заднице, понурив головы и стараясь справиться с болью в душе и тучами мух вокруг. Такими нас и нашел Гизур. Оказалось, Один никак не может успокоиться.

— Козленок пропал, и Радослав с ним, — сказал Гизур. — Скальд Скарпхеддина, Харек, говорит, что чародейка держит их в каком-то потаенном месте, вроде бы в шумерском дворце, к северу от города.

Начинало светать. Мы затаились в узкой расселине между скалами, где торчали изъеденные ветрами обломки, напоминавшие очертаниями высокие и тощие грибы. Меня со всех сторон окружали люди, но мнилось, будто я остался один-одинешенек в некоем огромном чертоге с колоннами, а песок тускло серебрился в свете луны. Заря Фрейи, ночь, светлая, как день.

Серебряные лучи отбрасывали длинные тени на зазубренные скалы, вонзались во мрак, проскальзывали в трещины, словно обволакивали нас, превращая в подобия жутких синих призраков, и гладили поверхность ручья. Ворон беззвучно спорхнул с плеча Сигвата и полетел прочь, будто играя в прятки с луной.

Ловушка, конечно, но мы об этом догадывались. Главное — знать, как из нее выбраться, верно подметил Хедин Шкуродер. Уж ему ли, опытному охотнику на волков, не знать, каковы ловушки? Потому мы вежливо прислушивались к его словам, пускай самым полезным из сказанного им были сетования на происки врагов.