Симона Вилар - Лазарит

— Что-о?! — возмутился Ричард и напролом, расталкивая толпу, ринулся туда, где в лагере короля Гвидо виднелся потрепанный шатер патриарха.

«Проклятье! Я полагал, что позже выкрою время, чтобы побеседовать с этим священнослужителем, а тут еще и Беренгария… — размышлял он по пути. — Но ради всего святого — что ему от меня понадобилось? Почему Ираклий так настойчив? Ему бы сейчас полагалось больше заботиться о спасении души, чем о земных делах, тем более что грехов на совести у его святейшества, как поговаривают, накопилось изрядно».

Еще издали Ричард увидел короля Гвидо, пытающегося удержать Беренгарию у входа в шатер, и закричал:

— Остановитесь, мадам! Я настаиваю, чтобы вы немедленно удалились! И не смейте мне перечить!..

Но королева и не пыталась, пораженная обликом своего супруга. Ричард, всегда выглядевший как истинный рыцарь, блистательный, великолепный и властный, в эту минуту был весь в пыли и стружках, его всклокоченные волосы развевались, а на одежде проступали пятна пота. Однако и таким он оставался прирожденным повелителем.

Патриарх Ираклий, едва приоткрыв запавшие глаза, тотчас узнал английского Льва, хоть никогда и не видел его воочию. Лежащий на смертном одре последний епископ Иерусалима едва слышно прошелестел:

— Король Ричард! Ваше величество, как же я страшился умереть, не дав вам последнего напутствия!

«Обошелся бы я и без него!» — сердито подумал Ричард, с отвращением вдыхая миазмы, наполнявшие шатер больного, смешанные с дымом ладана и мирры из курильницы.

Ираклий, сделав нечеловеческое усилие, оторвал голову от подушки и простер руки к королю.

— Я должен сказать вам нечто важное, сир. Вы Плантагенет, и пусть я и был скверным христианином и еще худшим слугой церкви, но я всегда оставался другом вашего дома.

Ричард это знал: в свое время Ираклий просил его отца принять корону Священного Града, если тот возьмет на себя его защиту. Однако старый Генрих, отказавшись от трона в Святой земле, пожертвовал на его укрепление такую сумму, что ее хватило взошедшему на престол Гвидо де Лузиньяну, чтобы обновить вооружение и приобрести коней для своего войска… Которое он так бесславно погубил в той проклятой битве в пустыне… Но сейчас Ираклий заговорил о необходимости поддержать короля Гвидо, ибо тот один останется верен Ричарду в самых затруднительных обстоятельствах.

— Я и без того намеревался это сделать, ваше святейшество, — перебил Ричард, заметив, как трудно дается речь патриарху. — И главное сейчас не это, а то, что королевство христиан в Палестине еще предстоит отвоевать!

Ираклий приподнял безвольную руку, словно указывая на небеса.

— Учтите, сир, все они… Все эти предводители крестоносных ратей… Они не станут воевать с Саладином, если корона будет обещана тому, кто им неугоден. Вы скоро убедитесь, насколько наши силы разобщены и не готовы подчиняться единой воле. А Саладин могуч, его не так-то просто одолеть… Я долго думал, что же предпринять, чтобы прекратить вражду между крестоносцами, и нашел-таки выход. Лучше всего будет…

Он икнул, и Ричард увидел, как только что выпитая Ираклием вода струйками потекла из уголков его рта. И все же, преодолев отвращение, он низко наклонился над ложем умирающего, когда патриарх заговорил о своем плане…

Из шатра Ираклия король вышел задумчивым и присмиревшим. Подал руку поджидавшей его королеве и повел ее прочь, сообщив только, что патриарх Иерусалимский готовится к встрече с Творцом и к нему уже позвали монаха-исповедника.

Весть о кончине Ираклия разнеслась в тот же вечер. Ричард узнал об этом, обсуждая с приближенными план предстоящего штурма крепости. И тотчас велел присутствующим встать и прочитать молитву об упокоении души представшего перед лицом Господа его слуги.

Не вслушиваясь в слова молитвы, король подумал: «Ираклий крепился, словно не позволяя себе умереть, пока не увидится со мной. Но его советы — чистое золото. Да воссияет ему вечный свет в чертогах Всевышнего!»

В эту же ночь в лагерь крестоносцев, миновав двойное кольцо стражи, пробрались лазутчики Саладина и подожгли осадные машины короля Франции. Ричарду с утра доложили, в какой ярости был Филипп. В бешенстве он уверял, что всему виной Ричард Плантагенет, переманивший к себе на службу часть его людей. В результате у баллист и катапульт Капетинга практически не осталось охраны.

«Он просто ревнует», — подумал Ричард.

Филипп всегда завидовал ему: его воинской славе, его огромным владениям, богатству, преданности его вассалов, ибо в Англии бароны никогда не были так своевольны, как вельможи во Франции, только на словах подчинявшиеся королю. Вассалы же Ричарда — как в Англии, так и в его владениях на континенте — полностью зависели от него. Для этого пришлось сжечь не один замок и провести не одну военную кампанию.

И все же мысль о том, что Филипп считает себя главнокомандующим и уже назначил день большого военного совета, постоянно раздражала Ричарда. За английским королем следовала половина войска в лагере крестоносцев, он привел с собой множество кораблей с трюмами, полными провианта и оружия, и тем не менее тщеславный Филипп пытается диктовать условия.

Вот почему на протяжении всего времени, оставшегося до совета, Ричард, помимо обсуждения плана кампании, вел переговоры в лагере и собирал сведения, выясняя, на кого может положиться. Все это было необходимо знать заранее, пока в игру не вступил Саладин.

Под вечер назначенного дня английский Лев облачился в великолепные королевские одежды: длинную тунику светлого атласа, украшенную самоцветами и гербом Плантагенетов на груди. На голове Ричарда сверкала корона с зубьями в виде крестов и трилистников, отделанных сапфирами и рубинами. Обычно Ричард с удовольствием ощущал тяжесть массивного золотого венца, но сегодня у него с утра ныл затылок, и он только поморщился, водружая на голову символ своей власти и могущества. Король чувствовал себя утомленным — сказывались напряженная работа последних дней, непривычный климат, недостаток сна.

Обычно он не придавал значения подобным мелочам. Но беспокоило другое — он все время потел, его мучила жажда, и весь день он пил чашу за чашей, а голода совсем не ощущал. Верный Толуорт едва уговорил короля съесть ломтик куриной грудки с оливками. Да и епископ Солсбери, явившийся, чтобы сопровождать Ричарда на совет, заметил, что король выглядит неважно.

— Вы кажетесь не вполне здоровым, государь, — озабоченно произнес епископ, но Ричард лишь отмахнулся:

— Отосплюсь после совета, и все будет в порядке.

Когда же они вместе с верным Хьюбертом пересекали лагерь в окружении факелоносцев и трубивших в рога герольдов, звучавшие отовсюду приветственные клики вернули Плантагенету бодрость и живость.