Александр Крашенинников - Слуга злодея

Все это было удивительно Вертухину.

В Ачитскую крепость Вертухин въехал, трепеща, как осина, и почти без памяти.

Он нашел капитана Попова в доме старосты. Капитан Попов сидел за березовым столом, нещадно выскобленным и желтым, как репа, и о чем-то думал. Его тряпичное лицо, с ужасными вмятинами на месте носа, глаз и рта то зеленело, то краснело.

Как исправник Котов, главный дознаватель в Красноуфимском уезде, был человек ясный, прямой и крепкий, как осиновый кол, так и капитан Попов, первое военное лицо уезда, походил на холщовый мешок удачливого побирушки — тяжел, невнятен и скрытен. Что там, в этом мешке — пойди разберись.

На столе перед капитаном Поповым не было ничего, кроме оловянной ложки.

Вертухин остановился посреди избы, безумно глядя на капитана. Он никак не мог сообразить, какой паспорт показать капитану Попову — русский или аглицкий.

— Гришка! — внезапно крикнул капитан Попов.

Из-за печи выскочил Гришка, весь в грязных картофельных очистках и с фиолетовым лбом. Капитан Попов приподнялся и с треском заехал Гришке по лбу оловянной ложкой.

Гришка выбежал в сени и вернулся, таща за собой исправника Котова. Исправник был похож на отощавшего по весне волка, и во лбу у него тоже сияла фиолетовая звезда, распластавшаяся, как двуглавый орел.

И тут капитан Попов разразился неслыханно длинной речью:

— Знамо ли тебе, кто таков? — он показал Вертухину на Котова.

Вертухин тотчас вернулся в ум и память. Да не служит ли теперь исправник Котов пашпортом, удостоверяющим личность каждого проезжего в сих местах человека?

Дивись не дивись, а это было именно так!

Котов попал в немилость за то, что обещался кухарке капитана Попова заплатить за курицу бриллиантом, однако же не только бриллианта, а и двугривенного при себе не мог отыскать. Отныне всяк, кто был знаком с исправником Котовым, почитался плутом, лазутчиком и злодеем. Ачитская крепость, помнившая Котова еще в люльке и с тряпкой во рту, набитой хлебным мякишем, теперь вся поголовно указала на его турецкое происхождение.

Капитан Попов положил исправнику жалованье — полчашки щей и горбушку за каждого басурманина. Но попадались одни пьяницы, лазутчиков и злодеев не было.

На вторую неделю исправник еле таскал кости. Но не обнаруживалось ни одного подлого человека! Это приводило Попова в исступление и бредоумствование. Ему стало казаться, что вся Пермская губерния — рассадник невинности. Он понимал, что натурально сходит с ума. Посему ныне ласкался надеждою найти наконец в проезжем господине если не бунтовщика, то хотя бы вора. Тем и спастись от умственной горячки.

Вертухин и Котов встретились глазами. Исправник смотрел на Вертухина, будто на окорок, говорящий, но готовый к употреблению.

Однако же великий душезнатец ловок был не только умом, но и телом. Его заднее место почуяло жар плетей и заволновалось.

Волнение задницы отличается от волнения головы так же, как оплеуха обидчику отличается от барахтанья перевернутой на спину черепахи. Оно куда решительнее и действенней. Пока в голове крутятся неясные сомнения, все ли правильно устроено на этом свете, задница уже приказывает делать дело.

— Не имею чести знать! — крикнул Вертухин, глядя поверх капитана Попова.

— А не тебя ли я, мой друг, одолжил в Кунгуре севрюгой и пирогом с малиной? — сказал Котов, наклонив голову и по-куриному одним глазом оборотившись к Вертухину.

Попов привстал, грозно держа в руке оловянную ложку.

— Сей обед куплен был на бриллианты! — Вертухин посмотрел на капитана Попова со всей смелостью, на какую сейчас был способен. — Неизвестного происхождения!

— Так вы оба плуты?! — громогласно сказал капитан Попов. — Гришка!

Из-за печи, как механический заяц, опять выскочил Гришка, рассыпая по полу картофельные очистки.

Лоб у Вертухина вспотел, потом похолодел, потом в голове у него что-то затрещало и начало щелкать. А пониже спины все сильнее поджаривало.

И что же помогло Вертухину в сей плачевный момент сообразить, как надо поступить? Да уж, конечно, не усилия ума оказали ему помощь и поддержку. Знакомство с графом Калиостро не прошло ему даром. Он знал теперь, каким местом следует думать!

— Да знаешь ли ты, бездельник, кто стоит перед тобою?! — крикнул он капитану Попову, показывая на исправника. — Это Александр Гумбольдт, знаменитый академик! Он каждую весну путешествует в сих местах.

Кто такие «дура» и «желтопузик» капитан Попов знал, а «гатчинского капрала» однажды самолично видел. Но кто таков Александр Гумбольдт — нет, не ведал. Он встал из-за стола и на всякий случай вытянулся.

Вертухин выхватил из-за пазухи альбом, подаренный ему исправником Котовым, и распахнул его.

— Послушай, что пишет сей мудрый муж. «Тужься в меру, добывая большой чин, а то как бы чего из тебя не вышло…».

Вертухин приступил к полному списку всех поучений, говоренных в Петров день. Капитан Попов все более вытягивался. Поучения были убийственны.

— И не опорожняйся на гремучую змею! — крикнул наконец Вертухин так, что у капитана Попова сами собой закрылись глаза.

Полчаса спустя Вертухин повалился в ожидавшую его кибитку.

За крепостью свернули к реке Уфе, к деревне Пустоносовой. Подсохшая дорога награждала бока синяками. В низинах по-птичьему кричали ручьи, белые зверята последнего снега стыдливо прятались под юбками елей.

На облучке рядом с кучером, вцепившись обеими руками в сиденье, сидел исправник Котов. От худобы и немощи он едва держал туловище прямо, но был счастлив несказанно. Ежеминутно он оборачивался к своему избавителю и смотрел на него глазами побитой, но спасенной от смерти собаки.

Вертухин же, следя за деревьями, посылающими с обочины приветы, слезно думал о том, что сам он теперь погибели никак не избежит. Отстать от шайки Пугачева было уже нельзя — связался с бунтовщиками намертво. Да если бы и мог — опоздал. Государыня не простит.

Единственная крохотная — с просяное зернышко — надежда была в том, чтобы послужить империи, раскрыв убийство Минеева.

Ежели Минеев турецкий посланец да еще масон, то кто же таков человек, его убивший? Почему он принужден скрываться от государева ока?

А ежели Минеев все-таки посланец государыни, то изобличить убийцу было самым верным делом. А там уж как судьба повернет.

Человек несчастен, как удав Колоратур в домашнем зверинце князя Куницына. Колоратур не ел целый год, и тут ему принесли сразу две павших свиньи. Одну он проглотил махом и даже не заметил как. Тут же вцепился во вторую и надевал себя на нее неделю, семь дней. Ему все удалось, торчал только хвост. Удаву же хотелось, чтобы свинья без остатка сидела у него в животе. Еще семь дней этот змей, тугой, как винная бочка, пытался пристроить свинью на постоянное местожительство, мотая обоими хвостами, поросячьим и своим собственным. Потом издох.