Лариса Черногорец - Необоримая стена

Аллея кончилась, впереди, на горизонте маячило озеро, кони неслись прямо к нему. Аника не знал пологим или обрывистым был спуск к озеру, решение надо было принимать немедленно. Аника пришпорил своего, и без того несущегося во весь опор жеребца и поравнялся со вторым. Он видел глаза мальчика, полные слез и страха. Озеро приближалось со страшной скоростью. Аника протянул руку и крикнул мальчику:

— Отпусти коня! Отпускай! Сейчас!

В его глазах было столько решимости и силы в его голосе, что ребенок поверил и отпустил. Аника подхватил соскользнувшего мальчика и, обняв его крепко, прижал к себе и потянул лошадь за узду. Та, в каком- то диком запале взвилась и встала на дыбы. Аника сгруппировался, обняв мальчишку, и соскользнул с коня на землю, откатившись из-под копыт лошади. Конь, взбрыкнув, кинулся прочь, и уже через две минуты оба сорвались с обрывистого берега в воду.

Несколько минут Аника держал мальчика, крепко прижав к себе и лежа на траве. Потом отпустил и стал ощупывать:

— Ты цел? Как же тебя угораздило?

Мальчик молчал, глядя в одну точку несколько минут, видимо представляя себе, что бы случилось, не появись его случайный спаситель. Очнувшись, потом вдруг расплакался и, обняв Анику, залепетал по-французски:

— Мсье! Мерси, мсье…

Послышался конский топот, полтора десятка человек на лошадях летели к озеру. Аника поднял мальчика на руки и понес им навстречу. Ехавший впереди мужчина невысокий, коренастый, с черными с проседью волосами кинулся к нему навстречу:

— Павлуша! Живой! Как вам это удалось?! Вы сам ангел! Сам бог вас послал! — Он взял ребенка на руки. — Павлуша, сынок, ты живой…

Мальчик вцепился в отца и быстро-быстро зашептал по-французски. Мужчина обернулся к Анике и, держа на одной руке сына, другую руку протянул ему:

— Петр Степанович Стасов — вечный ваш должник. Мерзавец, Аким, догадался разрядить стартовые пистолеты прямо рядом с лошадьми.

Аника пожал его руку. Затянулась пауза — он должен был представиться. Глаза Стасова смотрели на него и расширялись от поразившей его догадки:

— Позвольте…..вы…….Тулье?!

Аника шагнул назад, осматривая место для отступления. Стасов опустил сына и покачал головой:

— Нет, мсье Шарль, это невозможно! Как вы здесь? Вы, преступник, разыскиваемый…

— Господин Стасов! Будьте любезны, объясните, за какое преступление меня разыскивают по всей матушке России?

— Вам это должно быть известно!

— Боюсь, что Вас ввели в заблуждение.

— Вот что! Уж конечно я не выдам вас прямо сейчас, спасителя моего сына. И уж конечно я выслушаю вашу версию, но будьте уверены, я проверю каждое ваше слово!

— Именно на это я и надеюсь.

— Пойдемте, мсье Тулье! — он качал головой, — и все-таки вы как профессионал отметьте — Павлуша отличный наездник! Он на лошади с двух лет.

— Это просто чудо, что у ребенка такая посадка и такие крепкие руки….

Они удалились в сторону усадьбы.

Настя сидела на широкой лавке в большом светлом помещении придорожной харчевни. Проехав добрую половину тракта, она впервые видела такое ухоженное заведение, обычное, принимавшее простых проезжих, но сиявшее чистотой, даже воздух в нем пах свежестью, пряностями и какими то вкусными блюдами, готовившимися на кухне.

— Чего изволите? — Парень в белой сорочке с перекинутым через руку полотенцем внимательно смотрел на неё.

— Я… — Настя замялась, она достала из кармана несколько монет — это все что у неё осталось, она подняла глаза на парня:

— Мне немного хлеба и воды, — она протянула ему монеты.

— Да бог с вами, — парень улыбнулся и покачал головой, — сейчас придумаем что-нибудь. — Он исчез за дверью кухни. Через какое-то время он вернулся с тарелкой ароматной грибной похлебки, ломтем ржаного хлеба и кувшином.

— Вот, сестричка, откушайте.

— Спасибо вам, но у меня, наверное, не хватит денег расплатиться.

— Денег не надо. — Парень сел напротив неё, — кушайте на здоровье. В такой ранний час у нас никого не бывает, вот, похлебка, да молоко с хлебом. Бабуля только начала стряпать. Вы кушайте. А вас как к нам занесло, какими судьбами?

— Я в Тобольск направляюсь, в храм.

— Да, путь вам неблизкий. Как же вы будете добираться?

— Все что у меня было, я отдала за проезд. Теперь пойду пешком.

— Да в уме ли вы, сестричка! Это ж добрая тысяча верст!

— Бог поможет. — Настя принялась за еду. Парень смотрел на неё задумчиво и с любопытством.

— И отчего такая красивая барышня ушла в монашки?

— Я — послушница, — Настя покраснела, я … у меня были причины…

— Простите, сестричка, я, наверное, лезу не в свое дело.

— А отчего вы так грустны?

— Маменька совсем плоха. Мы нашу харчевню семьей держали. Отец зимой помер, — замерз в метель по пьянке, остались мы с матерью и сестрами, да бабка вон. Бабуля стара совсем стала, все больше матери помогала, мать стряпала, а сестренки все больше по хозяйству. А давеча слегла мать, — жар у неё сильный, никого не узнает. Доктор был, говорит — не жилица. Порошков дал, да только не помогают они. Помолились бы вы, сестричка о здравии её.

Настя смотрела в светло- серые добрые глаза парня:

— Тебя как звать-то?

— Андреем, а вас?

— Анастасия я, поведи меня к маменьке своей, я помолюсь о ней.

— Это можно. Она здесь, на втором этаже, пойдемте.

Настя вошла в комнату больной. Простая обстановка сочеталась с уютом и чистотой. На постели лежала женщина с закрытыми глазами. Её дыхание было свистящим и прерывистым. Лицо осунулось, щеки горели лихорадочным румянцем. Девушка, сидевшая около постели матери, обернулась:

— Кто это, Андрейка?

— Пойдем, она помолится за маменьку.

— Она совсем плоха, жар у неё сильный, все бредит. Вы уж помолитесь, сестричка, нам до ближайшей церкви полдня добираться, мы за батюшкой послали, да пока он сюда к нам доедет — соборовать её надо.

— Пойдем, пойдем, — парень потянул сестру за рукав, — не мешай, — они вышли за дверь. Настя осталась с больной наедине. Она огляделась и села на стул рядом. Тишину нарушали лишь свистящие звуки, вырывавшиеся из горла больной. Настя перекрестилась и достала из дорожной сумки икону. Она с любовью погладила образ и поставила его на прикроватный столик. Опустившись на колени, она стала творить молитву богородице. Подняв голову, она прошептала:

— Помоги ей, матушка, ради Христа, господа нашего, помоги.

На какое-то время все вокруг замерло, даже часы на стене остановились, шли минуты, казавшиеся невыносимо долгими. Вдруг началось едва заметное движение. Воздух вокруг образа стал словно живым, движущимся и колышущимся так, что это было видно невооруженным глазом. Настя с трепетом наблюдала за происходящим. Колебания воздуха нельзя было назвать дуновением ветра, но они становились все обширнее, заполняя собой все окружающее пространство. Настя чувствовала покалывание на щеках, было страшно и восхитительно одновременно. Внезапно все стихло. Настя не могла понять, что изменилось, потом поняла — не стало слышно хрипов женщины. Она оглянулась. На лбу женщины выступила обильная испарина. Лицо стало спокойным, она дышала ровно и глубоко. Настя перекрестилась и поцеловала образ: