Виктория Руссо - Сонька - Золотая Ручка. Тайна знаменитой воровки

— Ну, вот, аппетит испорчен! — крикнул мужчина ей вслед и бросил серебряную ложку рядом с тарелкой.

Шестидесятичетырехлетний Альберт Цабель давно знал, что высшее общество, к коему он принадлежал, пересказывает как анекдот его женитьбу на девице, которая младше него на три десятка лет.

— Не надо было ей верить! — сетовал мужчина, бесконечно подсчитывая в уме материальный ущерб от семилетнего брака с женщиной, слишком любящей роскошь. Слова «нет» для нее не существовало. Она вытрясала «золотые запасы» из своего престарелого супруга с таким изяществом, что скряга и опомниться не успел, как оказался практически без средств к существованию. Каждое утро их семейные будни омрачались скандалом. Начиналось все с невинной дамской просьбы выделить средства на прихоти. Альберт тут же багровел и начинал задыхаться от возмущения. Его любимая фраза «не по средствам живете, сударыня» приводила Ольгу в бешенство. Дальше события развивались в разных вариантах: женщина падала в обморок, а если это не помогало, грозилась отравиться, повеситься или броситься под лошадь. Когда угрозы самоубийства оставались без внимания (у профессора консерватории со временем к этим концертам выработался иммунитет), злостная мегера принималась за самое уязвимое место — его мужскую несостоятельность. Для начала Ольга обвиняла мужа в том, что он воспользовался случаем, чтобы заполучить молодое тело, в свою постель, купив ее у отца, а затем приступала к анализу их кроватных отношений, которые давно уже канули в Лету.

— Я спас вашу семью от нищенства! А вас — от участи старой девы! — защищался раненый лев.

— Но только кто из нас стар — вот в чем истинный вопрос! — зло цедила сквозь зубы багровеющая от бешенства Ольга.

Она укрывалась от жадного кровопийцы в своей комнате и долго лежала на кровати, уставившись в потолок и рассматривая тоненькую трещинку, свидетельствующую о том, что ремонтные работы требуются не только ее жизни, но и этому дому.

— Господи, все, о чем я тебя прошу: сделай меня вдовой! Мой муж — древняя развалина! Он насладился своей жизнью и может спокойно брести к вратам рая! — шептала она, давясь слезами.

Одна из прислужниц тихо постучала в дверь ее спальни, после разрешения робко вошла в покои и, опустив глаза, произнесла:

— Хозяин распорядился явиться вам перед обедом в его кабинет для сугубо важного разговору.

— Распорядился явиться! — вторила Ольга, недовольно поморщившись, и пренебрежительным жестом выпроводила рыжую девушку с такими пухлыми губами, будто по ним шлепнули раскаленной сковородой. У молодой женщины появилось неприятное предчувствие, она предвкушала серьезные перемены в своей судьбе. Хоть она и опасалась резких поворотов, все же врожденный азарт подстегивал ее любопытство.

Ольгу не пугала перспектива развода. Муж угрожал ей позором и пересудами, но она лишь равнодушно пожимала плечами в ответ.

— Ваша репутация будет запятнана! — отчетливо и почти без акцента произнес немец, после того, как внимательно проверил все ли подписи на месте и, убедившись в этом, победоносно произнес: — Над брошенными женщинами публика потешается!

— Бесспорно, Альберт, меня будут провожать взглядами… Но что будет таиться за этим вниманием?

Хотя в последнее время поклонники не докучали Ольге, потому как из-за подагры мужа она почти нигде не бывала, популярная среди публики женщина регулярно получала от своих воздыхателей записки, с изысканными стихосложениями, выражающими скорбь по поводу долгой разлуки:

«В чертах у Ольги жизни моя.

Точь-в-точь она Вандикова Мадонна:

Стройна, красна лицом она,

Как серебристая луна

На одиноком небосклоне!».

— Вот ведь паразит! Пушкина перековеркал! — тихо выругалась литературно осведомленная женщина, вспомнив блистательный стихотворный роман, который мать категорически запрещала читать, чем разожгла жгучий интерес в юной Ольге. Про скучающего повесу Онегина девушка прочитала в учебном заведении и была разочарована от того, что не нашла в нем каких-либо острых и пикантных моментов. Решительность Татьяны, написавшей письмо возлюбленному, ее восхитила, но все же она ей показалась слабохарактерной. Отчасти Ольга сравнивала себя с Евгением, его томление было отчасти понятно взрослеющей девушке.

Большегубая Акулина вопросительно уставилась на хозяйку. Она забавно хлопала округлившими глазами, напоминая сдуревшую рыбу, оставшуюся без воды. Было очевидно, что простая крестьянка озадачена витиеватыми речами ровно настолько, насколько могла бы удивиться лошадь бриллиантовым подковам: красиво, но зачем? Ольга от души расхохоталась, наблюдая за мыслительным процессом, отображенным на лице простой девицы, застывшей с лирическим посланием в руках.

— Это чего это он… не пойму никак! — пробурчала губастая девушка, смутившись. Образования у нее не было, но читать Акулина умела, причем, научилась самостоятельно, чем очень гордилась. Она даже могла писать под диктовку, но слишком медленно и неразборчиво.

— Тебе надо шпиёнкой быть, Акулина! — потешались над ней в доме, увидев каракули, старательно выведенные на бумаге. Девушка в ответ на шутки грозилась пожаловаться Ольге Григорьевне (называть хозяйку «Зельдовна» прислуге было запрещено, лишь муж подчеркивал ее принадлежность к мещанскому роду и ювелиру Сегаловичу), Акулина находилась под покровительством барышни и чувствовала себя весьма расковано, поэтому иногда злоупотребляла своим положением, за что получала взбучки от хозяйки. Но, несмотря на небольшие провинности, супруга Цабеля оказывала поддержку губастой крестьянке, осыпая ее милостями и маленькими подарками, которыми покупала ее преданность. Глупая Акулина была рада стать пособницей барыни и с огромной охотой помогала скрывать любовные шашни. Молодая крестьянка была вестником любви и выполняла любые поручения, которые только озвучивались устами хозяйки. Узнав о разводе, девушка охнула и пошатнулась, приперев дверь спальни, она закудахтала:

— Как же это так, матушка моя? что же теперь будет со мной? Куда я без вас?

— Ах, Акулина, я пока не знаю куда мне приткнуться… У меня ведь почти ничего нет, — лгала Ольга, изобразив монашеское смирение. — Идти мне теперь по свету босиком…

— Так ваши подарки, барыня! Я все сложила и могу вам тотчас принести!

На мгновение Ольга Григорьевна задумалась, ее алчная натура запульсировала, и внутренний голос зашипел: «возьми это подаяние!», но она понимала, что жалких сокровищ Акулины хватит на пару дней той жизни, к которой тяготела дама.

— Акулина, ты так добра ко мне! Ты обидишь меня, если возвратишь свои подарки! Словно я непорядочный любовник!