Бернард Корнуолл - Стычка стрелка Шарпа

Когда стемнело, а отдалённый треск ответного огня гибнущих бедняг начал стихать, Эру повёл кавалерию полями на запад. Добравшись до точки, откуда звук пальбы был едва различим, Эру вновь повернул. К северу, на глухой просёлок, пронизывающий западную сьерру. Гусары, драгуны, уланы послушно следовали за командиром. Не было в Европе уголка, где бы они не отметились. Не было в Европе уголка, где бы их не боялись. Увы, кто-кто, а Эру лучше других знал, что золотые дни наполеоновской кавалерии давно позади. Не из-за недостатка храбрецов. Из-за лошадей.

Никудышная кормёжка и стёртые частыми разъездами спины животных сказались очень скоро. Колонна безобразно растянулась. Эру на своём великолепном жеребчике, не ведавшем лишений, выпавших на долю его собратьев, принадлежавших менее чиновным хозяевам, птицей вспорхнул на вершину ближайшего холма и окинул отряд оценивающим взглядом. М-да. Удручающее зрелище. Слава Богу, хоть партизан нет. Эру рассчитывал ворваться в Сан-Мигель на рассвете, ослепив сонного врага яркостью формы и блеском стали. Теперь же генерал с горечью констатировал, что две тысячи его всадников никак не успеют достичь моста в заданный срок. Кони не выдюжат. Некоторые охромели, другие дышали со свистом, а большинство животных низко свесили головы. Что ж, то, чего не потянут две тысячи, способна проделать сотня. Старая рота Эру, гусары в меховых шапках на лучших конях, каких только смог достать генерал. Расстарался Эру не из сентиментальной привязанности к бывшим подчинённым, просто хотел иметь под рукой хоть один эскадрон, не уступающий в скорости и выносливости вражеской коннице. Как знал. Продумывая рейд, он выпустил из вида измотанность коней подавляющей массы кавалеристов, исходя почему-то из того, что по силе и неутомимости они не уступят Буцефалу Александра Македонского. К сожалению, Буцефалов среди лошадей отыскалось мало, и настал черёд вводить в дело бывшую роту Эру.

Генерал вызвал к себе её теперешнего командира и указал вниз, на еле двигающуюся по освещённой луной дороге колонну:

— Видишь?

Капитан Пеллетери, чьи белокурые каденетты и усы казались в мёртвенном свете месяца седыми, понимающе кивнул:

— Вижу, мой генерал.

— Тогда ты знаешь, что делать.

Пеллетери извлёк саблю и отсалютовал:

— Когда нам ждать вас?

— К полудню.

— Вас встретит накрытый стол и горячий обед, мой генерал.

Эру потянулся из седла и сжал рукой плечо старого товарища, годом младшего, чем сам:

— Бон шанс, мон браве!

— Кому нужна удача, чтобы разогнать роту испанцев? — ухмыльнулся Пеллетери, пришпоривая скакуна.

Упаси их, Господи, от гверильясов, не клюнувших на авильскую наживку, мысленно взмолился Эру. Лучшие из лучших, отряженные схватить победу за хвост, скрылись во тьме впереди колонны.

— Шевелись! — заорал Эру оставшимся, — Шевелись!

Из трёх сотен пехотинцев повезло тем, кого убили сразу. Не повезло тем, кого взяли в плен. Этих ожидало поджаривание на медленном огне, сдирание кожи заживо, и прочие казни, на кои в отношении проклятых захватчиков были так горазды испанцы. Эру сожалел о печальной участи солдат авангарда, тем не менее, погибли они не напрасно. Кавалерия затерялась в горах, обведя партизан вокруг пальца. И оставшаяся пехота, три тысячи семьсот душ, шла следом. Уловка ценой в три сотни жизней удалась, и дверь чёрного хода в Кастилию была распахнута настежь.

За белыми стенами фермы засели два десятка стрелков Шарпа. Они удержат наступающего по тракту противника минут десять, после чего Харпер отведёт их к реке под прикрытием огня остальных стрелков и красномундирников со стен форта и из-за импровизированной баррикады на мосту. Шарпа так и подмывало усилить заграждение телегами и мебелью из деревни, но у него хватило благоразумия не восстанавливать против себя местных, и без того обездоленных войной. К тому же деревенские по доброй воле снабжали людей Шарпа оливками, свежими яйцами, рыбой. Чем были сами богаты. Фургона достаточно, успокоил себя Шарп.

— Зачем французам идти сюда? — спросила Тереза мужа.

Они стояли у парапета на стене форта.

— Отобьют Саламанку, — объяснил Шарп, — отрежут Веллингтона от баз снабжения. А, вообще, им для этого даже Саламанку брать необязательно. Достаточно перехватить дорогу на Сьюдад-Родриго и день-другой громить обозы. Носачу, хочешь-не хочешь, придётся разворачиваться и что-то делать с гадёнышами. Его это не обрадует.

— Значит, нам надо остановить их?

— Надо.

— Почему ты не вызовешь подмогу?

Шарп замялся.

— Не уверен, что французы всё же придут? — догадалась испанка.

Шарп нехотя признался:

— Не уверен.

— Боишься выставить себя дураком?

— Если я подниму тревогу, а лягушатники не явятся, меня запрут в квартирмейстеры до скончания веков.

— Ричард, ты преувеличиваешь, — Тереза покачала головой, — Кто посмеет так поступить с тобой? Ты захватил Орла, прорвался через брешь в Бадахосе. Напиши депешу с требованием подкреплений. Напиши.

— Ты не понимаешь. Я могу захватить тысячу Орлов, и всё равно меня никогда не признают ровней. Какие бы эполеты ни красовались на моих плечах, для высокородных носов от меня всегда будет разить солдатом. Стоит мне допустить малейший промах, Тереза, и мне конец. Меня смешают с грязью, искренне полагая, что там мне самое место.

— Напиши письмо, — терпеливо повторила Тереза, — Как только появятся французы, я лично отвезу депешу в Саламанку. Первый же выстрел в холмах, и я поскачу. Тебе не придётся стоять насмерть, Ричард.

Предложение Терезы имело смысл, так что Шарп спустился в офицерскую столовую, зажёг свечу и разбудил прапорщика Хики. Юноша получил положенное сыну эсквайра образование и со словами обходился ловчее командира. «…У меня есть основания полагать, — писал Хики, — что колонна французов движется к укреплению, которым я имею честь командовать. Отразить нападение противника теми силами, что я располагаю, не представляется возможным, поэтому настоятельно прошу прислать мне дополнительные войска. Капитан Ричард Шарп.»

— Дату и время ставить? — уточнил Шарп у жены.

— Необязательно. Я скажу там, что ты торопился.

Хики, до предела смущённый присутствием Терезы (он спал в одной сорочке и одеться не успел), поправил сползшее с голых ног одеяло и робко подал голос:

— Французы, правда, придут, сэр?

— Считаю, да. А что? Страшно?

Ответил Хики не сразу:

— Да, сэр. Страшно.

— Зачем же в армию пошёл?

— В армию я пошёл, сэр, повинуясь воле моего батюшки.

— Твой отец хочет твоей смерти?

— Надеюсь, нет, сэр.

— Однажды я тоже был прапорщиком, Хики, — скривил губы Шарп, — …и получил хороший урок того, что значит быть прапорщиком.