Эмма Орци - Рыцарь любви

Салли подошла к маленькому зеркальцу, висевшему на стене, наскоро пригладила волосы и, кокетливо приколов к своим черным кудрям нарядный чепец, захватила в каждую руку по три кружки с пивом и понесла их в зал.

В конце XVIII века «Приют рыбака» далеко не имел той известности и значения, какими пользуется в наши дни, но и тогда это была старая почтенная гостиница, и ее дубовые стены, скамьи с толстыми спинками и полированные столы с отпечатками пивных кружек в виде причудливо переплетенных колец давно почернели от времени. На темном фоне дуба ярко выделялись горшки с красной геранью и голубыми «кавалерскими шпорами», украшавшие высокое решетчатое окно. Хозяин этой гостиницы обладал солидным достатком, о чем свидетельствовало обилие оловянных кружек в прекрасных старинных буфетах и прочной медной посуды над очагом, светившейся, как золото. Вообще весь внешний вид гостиницы наводил на мысль о почтенных и постоянных посетителях и вытекающем отсюда благоденствии.

Появление Салли было встречено в зале восторженными криками. Краснея и хмурясь, но все-таки улыбаясь, она принялась разносить кружки.

— А я уже думал, что все вы в кухне оглохли, — проворчал Джимми Питкин, выразительно проводя рукой по своим сухим губам.

— Ну, что за спешка такая, — засмеялась Салли, ставя перед ним кружку. — Уж не помирает ли у вас бабушка, и вы так торопитесь, чтобы застать еще ее отлетающую душу?

Дружный хохот приветствовал эту остроту, надолго развеселившую присутствующих. Не торопясь вернуться к своим кастрюлям, Салли разговорилась с каким-то юношей.

У камина, широко расставив ноги, стоял с глиняной трубкой в зубах сам хозяин гостиницы, достопочтенный Джеллибэнд, продолжавший дело отца, деда и прадеда. Это был типичный деревенский англичанин той эпохи, когда расовые предрассудки, как стеной ограждавшие Англию от континента, сказались особенно ярко и когда каждый англичанин, от владетельного лорда до простого крестьянина, смотрел на Европу как на вертеп разврата, а на остальной мир — как на неисследованную страну дикарей и людоедов. Почтенный хозяин покуривал длинную трубку с видом человека, которому у себя дома, в Англии, ни до кого нет дела и который презирает все, что находится вне ее. На нем были традиционная красная куртка с блестящими медными пуговицами, полосатые бархатные штаны, шерстяные чулки и весьма изящные башмаки с пряжками, в те времена считавшиеся неотъемлемой принадлежностью каждого уважающего себя британского трактирщика. Джеллибэнд обладал прекрасным здоровьем и веселым нравом и, пока миловидная Салли работала, что называется, не покладая рук, в кругу избраннейших из своих посетителей занимался обсуждением судеб народов.

По причине пасмурной погоды в зале уже горели висячие лампы, что придавало ему веселый и уютный вид. Сквозь густые облака табачного дыма виднелись раскрасневшиеся лица гостей, которые, казалось, состояли в прекрасных отношениях друг с другом, с хозяином и со всем светом. Все это большей частью были рыбаки — народ, как известно, страдающий вечной жаждой: соль, вдыхаемая ими в море, сильно влияла на сухость горла. Но гостиница «Приют рыбака» представляла нечто большее, чем место сборищ такого скромного люда: от нее отходила ежедневно почтовая карета Лувр — Лондон, и путникам, переплывшим Ла-Манш, волей-неволей приходилось знакомиться с Джеллибэндом, с его французскими винами и прекрасным домашним пивом.

Сентябрь 1792 года подходил к концу; стоявшая до тех пор прекрасная погода резко изменилась; дождь лил целых два дня и затопил всю Южную Англию. Он и сегодня уныло стучал в решетчатые окна, забираясь даже в печные трубы, так что дрова шипели на огне.

— Господи Боже мой! Виданное ли дело такой сырой сентябрь, мистер Джеллибэнд? — спросил мистер Хемпсид, который, как влиятельная особа, занимал лучшее место у камина.

Джеллибэнд считал этого джентльмена достойным соперником в политических спорах, а во всем околотке Хемпсид пользовался почетом и уважением за свою ученость и знание Священного Писания.

— Не помню такой осени, хотя живу на свете почти шестьдесят лет, — сказал Джеллибэнд.

— Первые три года своей жизни вы не можете помнить, — важно возразил Хемпсид, — так как в этом возрасте ребенок не обращает внимания на погоду; по крайней мере таковы дети в нашем краю, где я живу уже семьдесят пятый год.

Такое преимущество жизненного опыта явилось настолько неоспоримым, что Джеллибэнд сразу не нашел обычного потока возражений и доказательств.

— Похоже скорее на апрель, чем на сентябрь, — продолжал Хемпсид.

— Верно! Но чего же хорошего можно ожидать при современном правительстве? — возразил Джеллибэнд.

Хемпсид глубокомысленно покачал головой, выражая этим глубокое недоверие как к британскому климату, так и к британскому правительству.

— Я ничего хорошего и не жду, — сказал он. — В Лондоне не считаются с мнениями таких маленьких людей, как мы. Впрочем, я на это и не претендую. В Писании сказано…

— Все это так, мистер Хемпсид, но после этого до чего же мы дойдем? По ту сторону Ла-Манша люди убивают своих королей и свою аристократию, а господа Питт, Фокс и Берк все еще спорят, должны ли англичане допустить продолжение этого безбожного дела!

— А я скажу: пусть французы делают что хотят, — возразил Хемпсид, — но немыслимо допустить, чтобы в сентябре шел такой дождь, это даже против природы и Священного Писания, где сказано…

Но едва мистер Хемпсид собрался с духом, чтобы привести одно из изречений, знание которых доставило ему необычайную популярность, как раздался громкий голос Салли:

— Господи, мистер Гарри! Как вы меня напугали!

— Перестань, Салли, дитя мое! — громко сказал Джеллибэнд, стараясь придать строгое выражение своему добродушному лицу. — Перестань дурачиться с этими молокососами и займись своим делом!

— Я и так занимаюсь, отец.

Но Джеллибэнд был непреклонен. Он имел другие планы относительно будущности своей единственной дочери и вовсе не намеревался выдать ее за рыбака.

— Ты слышала меня? — повторил он. — Постарайся приготовить вкусный ужин для милорда Тони, да смотри — такой, чтобы он остался доволен.

Салли немедленно повиновалась.

— Вы ждете сегодня важных гостей? — спросил Джимми Питкин.

— Да, друзей самого милорда Тони, герцогов и герцогинь из-за моря, которым молодой лорд и его товарищи помогли спастись из когтей дьяволов.

— Удивляюсь, зачем они это делают? — заметил Хемпсид. — Что за охота вмешиваться в чужие дела? В Писании сказано…

— Как личный друг мистера Питта, — с едким сарказмом прервал его Джеллибэнд, — вы, пожалуй, готовы повторять вместе с мистером Фоксом: пусть их убивают!