Мишель Бенуа - Тайна третьего апостола

Рим погрузился в безмолвие ночи. Монсеньор Кальфо плюхнулся на колени за спиной Сони и прижался к ее изящно выгнутой спине. Ласкающее бархатное прикосновение молитвенной подушечки, на которую теперь опирались и его колени, было весьма приятно. Крепко взявшись за грудь молодой женщины, он на миг почувствовал смущение от взгляда византийской Девы, смотревшей на него с немым укором. Он закрыл глаза, ничто не должно вклиниваться между человеческим и божественным, плотским и духовным.

Когда он забормотал что-то бессвязно, Соня, не в силах оторвать глаз от иконы, нарушила навязанную ей позу и подняла руку, чтобы вытереть слезы, застилавшие глаза.

В это самое время Лев поднял бокал, приветствуя своих сотрапезников:

— За нашу встречу!

Он привел обоих монахов в тратторию в Трастевере — одном из обычных римских кварталов.

Посещали это место в основном итальянцы, заказывавшие гигантские порции знаменитой пасты.

— Я вам рекомендую попробовать их свежеприготовленные гребешки. Настоящее домашнее блюдо. После концерта я всегда прихожу сюда. Они закрываются очень поздно, поэтому у нас хватит времени, чтобы познакомиться поближе.

С того момента, как они вошли в ресторан, отец Нил еще ни слова не произнес. Израильтянин не узнает его? Нет, это невозможно. Однако Лев вел себя весело и непринужденно и, казалось, не замечал молчания монаха. Он вспоминал с Лиландом о добрых старых временах, проведенных в Израиле, толковали о своих музыкальных открытиях.

— В те годы в Иерусалиме мы наконец-то начали приходить в себя после Шестидневной войны. Командующий Иггаэль Ядин очень хотел, чтобы я остался при нем в ЦАГАЛ.

Тут отец Нил первый раз вмешался в разговор:

— Знаменитый археолог? Так вы его знали?

Лев выдержал паузу, пока перед ними ставили три тарелки, над которыми поднимался горячий пар пасты, потом, обернувшись к отцу Нилу, скорчил забавную гримасу и с улыбкой сообщил:

— Не только знал, но даже пережил благодаря ему довольно оригинальное приключение. Вы специалист по старинным текстам, исследователь, вас это должно заинтересовать…

У отца Нила возникло отвратительное чувство, что он угодил в западню. «Откуда он знает, что я специалист и исследователь? Зачем он притащил нас сюда?» Не зная, что ответить, он решил больше не вмешиваться в разговор и, ни слова не говоря, только согласно кивнул.

— В 1947 году мне было восемь, мы жили в Иерусалиме. Мой отец был другом молодого археолога Иггаэля Ядина из местного Еврейского университета: я рос рядом с ними. Ему было двадцать лет, и он, как и все евреи, живущие в Палестине, вел двойную жизнь: с одной стороны, студент, другой, что важнее, — боец Хаганы [19] Еврейское движение защиты — подпольная военная организация, существовавшая до создания ЦАГАЛ — регулярной армии Израиля. (Прим. авт.) , в которой он скоро стал главнокомандующим. Я знал его, безмерно им восхищался и мечтал только об одном: сражаться, как и он, за свою страну.

— В восемь лет?

— Ремберт! Сеявшие ужас бойцы ПАЛЬМАХа [20] Ударные роты — элита подпольного ополчения, исполнявшая особые задания. (Прим. авт.) и Хаганы были подростками, опьяненными опасностью, как наркотиком! Они без колебаний привлекали к делу детей, чтобы передавать донесения; у нас ведь не было никаких средств коммуникации. Утром 30 ноября ООН согласилась на создание еврейского государства. Мы знали, что вспыхнет война: Иерусалим выставил проволочные заграждения, и только ребенок мог бегать туда-сюда без пропуска.

— Именно это ты и делал?

— Конечно. Ядин стал меня использовать постоянно. Я слушал все, что говорилось вокруг него. Однажды вечером он упомянул о странном открытии: погнавшись за козой по скалам, что возвышаются над Мертвым морем, некий бедуин наткнулся на пещеру, в которой обнаружил кувшины с какими-то липкими свертками внутри. Он их продал за пять фунтов сапожнику — христианину из Вифлеема, а тот в конце концов передал их митрополиту Самуилу, настоятелю монастыря Святого Марка, расположенного как раз в той части Иерусалима, что стала арабской.

Отец Нил прислушался, ведь речь зашла о событиях, связанных с рукописями Мертвого моря. Он разом и думать забыл о своих подозрениях; перед ним был непосредственный свидетель, встреча с ним — такая удача, о которой он даже мечтать не мог.

Лев взглянул на отца Нила, чей внезапно проснувшийся интерес, казалось, забавлял его. Он продолжил:

— Митрополит Самуил попросил Ядина удостоверить подлинность этих текстов. Но чтобы дойти до монастыря Святого Марка, надо было пересечь весь город, где на каждой улице стоят проволочные заграждения. Ядин дал мне фартук и ранец школьника и рассказал, как пройти к монастырю. По пути мне встречались и английские баррикады, и арабские повозки, отряды Хаганы, и все прекращали стрельбу, чтобы пропустить мальчика, который идет в школу! В том школьном ранце я притащил из монастыря два свитка, и Ядин сразу понял, о чем идет речь: это были самые древние рукописи, когда-либо найденные на земле Израиля, сокровище, по праву принадлежащее новому еврейскому: государству.

— И что же он с ними сделал?

— Оставить их у себя он не мог, это было бы воровством. Он их вернул митрополиту, а сам дал понять, что готов купить все манускрипты, которые бедуин найдет в гротах Кумрана. Невзирая на войну, поползли слухи: янки из Американской восточной школы и французские доминиканцы из иерусалимской Библейской школы стали проявлять интерес к находкам. Ядин, ранее командовавший воинскими операциями, начал секретные переговоры с вифлеемскими и иерусалимскими торговцами древностями. Но все заполучили американцы…

— Это я знаю, — перебил его отец Нил. — Я у себя в монастыре видел ксерокопии Хантингтонской библиотеки.

— А, так вам удалось раздобыть экземпляр? Мало кому так повезло, я очень надеюсь, что в один прекрасный день они все-таки будут опубликованы. Но тогда я случайно стал действующим лицом происшествия, которое должно было вас заинтересовать…

Он отодвинул свою тарелку, налил себе еще вина. И тут отец Нил заметил, что его лицо снова застыло — совсем как в поезде или на концерте, когда он играл Рахманинова!

Помолчав, Лев сделал над собой усилие и продолжил:

— Однажды митрополит Самуил сообщил Ядину, что у него имеются два исключительно хорошо сохранившихся документа. Бедуин нашел их во время своего второго посещения пещеры в третьем кувшине слева от входа, рядом со скелетом человека, который, по всей вероятности, был тамплиером, поскольку на нем была белая туника с красным крестом. Снова мне пришлось пройти через весь город, и я принес Ядину содержимое того кувшина: большой свиток, обернутый в промасленную бумагу, и маленький пергамент, всего один лист, просто обвязанный льняной тесьмой. В комнате, что служила ему штабом, Ядин, несмотря на бомбежку, сначала развернул свиток, исписанный по-древнееврейски; это была «Уставная книга» ессеев. Потом он открыл листок, исписанный по-гречески, и вслух перевел мне первую строку. Я был ребенком, но все еще помню: «Я, возлюбленный ученик, тринадцатый апостол, обращаюсь ко всем церквам…»