Мишель Бенуа - Тайна третьего апостола

Лиланда замутило, как боксера в состоянии грогги.

— Исчезнуть… но как?

— Вы оба — монахи, спрячьтесь в ваших монастырях. Убийца идет за вами по пятам, и он профессионал. Уезжайте. Сегодня же.

— Ты думаешь, он нас убьет?

— Не думаю, а уверен. И он не будет медлить, вы у него в руках. Послушайся меня, я тебя прошу, сегодня же садитесь в поезд, автомобиль, самолет, неважно, вы должны исчезнуть. Предупреди Нила.

Он с силой сжал Лиланда в объятиях:

— Я рискую, решившись прийти сюда, в большой игре не любят тех, кто не соблюдает правил, а я хотел бы еще пожить, успеть дать много концертов. Шалом, друг, через пять лет, десять лет — когда-нибудь мы еще встретимся, ни одна партия не продолжается вечно.

Еще секунда, и он исчез, оставив Лиланда на террасе, совершенно потерянного.

Утром Моктар позволил себе понежиться в постели — впервые у него не было нужды с рассвета занимать свой пост, надевать наушники, подслушивать все, что происходило в квартире наверху.

Поэтому он не видел Лиланда, когда тот стремительно вышел из здания на виа Аурелиа, на миг остановился, колеблясь, и направился к остановке автобуса, идущего на виа Салариа. Американец, выглядевший крайне взволнованным, остановил первую же попавшуюся машину и укатил.

Отец Нил отодвинул листок бумаги, лежавший перед ним на столе. Не доверяя своей памяти, он только что записал послание тринадцатого апостола, которое запомнил без труда. Он один, не считая папы, будет знать, что где-то в пустыне между Иерусалимом и Красным морем есть могила, где упокоились останки Иисуса. Он открыл сумку и спрятал листок.

Свой чемодан он уложит быстро, сумку будет нести в руках. Сядет в ночной поезд до Парижа, он в это время года никогда не бывает переполнен. Распроститься с Сан-Джироламо, этим монастырем-призраком, будет для него облегчением, а как только он окажется в Сен-Мартен, первым делом спрячет самые компрометирующие из своих бумаг — и обоснуется в своем аббатстве, как некогда тринадцатый апостол в пустыне.

В его жизни осталось главное, то, чего никто не отнимет: личность Иисуса, его слова и поступки. Чтобы выжить в пустыне, иной духовной пищи не нужно.

Он очень удивился, когда услышал, что в дверь его кельи стучат. Это был отец Иоанн — с ним он тоже расстанется без сожаления. Глаза пришедшего горели от любопытства:

— Отец мой, монсеньор Лиланд желает вас видеть.

Нил встал навстречу другу, который стремительно вошел в комнату и рухнул на предложенный Нилом стул. Теперь в нем уже ничего не осталось от жизнерадостного студента, это был человек, загнанный вконец.

— Что случилось, Ремби?

— Моя квартира на виа Аурелиа прослушивалась с самого твоего приезда, Катцингер и его люди в курсе всего, о чем мы говорили. И другие, которые еще опаснее. По разным причинам все они хотят, чтобы мы исчезли.

Это был шок — теперь уже Нил, в свой черед, пошатнувшись, упал в кресло.

— Ты бредишь или это приступ паранойи?

— Ко мне только что приходил Лев Бариона, он ввел меня в курс дела — кратко, но недвусмысленно. Он сказал, что делает это ради старой дружбы. Я ни на мгновение не сомневаюсь в нем. Мы никогда не сможем этого понять, Нил. В общем, твоя жизнь в опасности. И моя тоже.

Нил закрыл лицо руками. А когда отнял ладони, на Лиланда глянули полные слез глаза:

— Я знал это, Ремби, с самого начала, еще когда отец Андрей меня предостерегал. Знал в монастыре, несмотря на видимость покоя и мира, оберегаемых тишиной его стен. Я знал это, когда сообщили о его смерти, когда поехал опознавать труп, исковерканный ударом о камни. Знал, когда история подступила ко мне вплотную в своей кошмарной реальности, когда встретился с отцом Бречинским и услышал некоторые его откровения… Меня никогда не пугало это. Моя жизнь в опасности? Что ж, последний в очень длинном списке, он начался, когда тринадцатый апостол отказался извращать истину.

— Истина? Существует только одна истина: людьми владеет желание утвердить и сохранить свою власть. Истина чистейших отношений между мной и Ансельмом не для них. Истина, которую ты открыл, роясь в древних манускриптах, в их глазах лжива, поскольку противоречит их единственной правде.

— Иисус сказал: «Истина сделает вас свободными». Я свободен, Ремби.

— Только если ты исчезнешь вместе со своей истиной. Философы, которых ты так любишь, учат, что истина — категория бытия, существующая в себе самой так же, как добро и красота. Так вот, это не так, и я пришел сказать тебе об этом. Любовь, что связывала нас, Ансельма и меня, добра и прекрасна, но с истиной церкви она не в ладу, и значит, она — ложь. Твое открытие возвращает нам подлинный лик Иисуса, но это противоречит истине христианства, поэтому ты — обманщик. Церковь не терпит иных истин, кроме своей. Евреи и мусульмане — тоже.

— Чем они все могут мне навредить? Что можно сделать со свободным человеком?

— Убить его. Ты должен скрыться, бежать из Рима.

Наступило молчание, нарушаемое только щебетом птиц в зарослях тростника возле монастырской стены. Отец Нил встал, подошел к окну:

— Если то, что ты говоришь, правда, мне нельзя возвращаться в аббатство, там моя пустыня будет кишеть гиенами. Скрыться? Но где?

— Я думал об этом, пока ехал сюда. Помнишь отца Калати?

— Настоятеля обители монахов-молчальников? Конечно, мы же вместе учились у него здесь, в Риме. Чудесный человек.

— Ступай в тот монастырь, попроси, чтобы он принял тебя. У них есть отшельнические горные приюты в Абруцци. Там ты найдешь себе пустыню по сердцу. Поспеши туда. Сейчас же, немедленно!

— Ты прав, монахи-молчальники всегда были очень гостеприимны. Но как же ты?

Лиланд на миг закрыл глаза, вздохнул: — Обо мне не беспокойся. Моя жизнь кончена с того дня, когда я осознал, что любовь, которую проповедует церковь, — не более чем идеология, такая же, как любая другая. Твои открытия, к которым я оказался причастен, сам того не желая, лишь подтвердили то, что я уже чувствовал сам: церковь мне больше не мать, она отказалась от своего сына только потому, что я любил не так, как она велела. Я останусь в Риме, стать пустынником в Абруцци — нет, это не для меня. С тех пор как меня силой заставили уехать из Штатов, моя пустыня — у меня в душе.

Он направился было к двери, но остановился:

— Твой чемодан уложить недолго. Я сейчас спущусь, попрошу отца Иоанна показать мне здешнюю библиотеку, надо увести его подальше от привратницкой. За это время незаметно уходи из монастыря, садись на автобус, доедешь до конечной, а там уезжай первым же поездом до Ареццо. Я доверяю отцу Калати, он отправит тебя в безопасное место. Спрячься в одном из их приютов, а недели через две-три напиши мне, я сообщу, можно ли тебе вернуться в Рим.