Сергей Хачиров - Ксанское ущелье

Подвыпившие гости уже выбирались из-за столов, а я все поглядывал в сторону холма, за которым скрылась Ольга, — продолжал повествование Илас. — Поглядывал туда и Габила. Но вот мы уже стали домой собираться, и дружки Котэ, как бы извиняясь за него, преувеличенно долго жали нам руки и уговаривали задержаться. Но дорога нам предстояла не близкая, а день уже клонился к вечеру, и мы стали прощаться.

И тут кто-то глазастый первый увидел на склоне горы черную точку.

«Котэ возвращается!»

«Один?»

«Один».

Вскоре Котэ подъехал к нам на своей взмыленной кобылице. Он устало спрыгнул с седла.

«Бери Кохту, Габила. Ты выиграл. Не догнал я твою сестру. Не конь, видно, а сам дьявол под ней».

Он протянул Габиле дорогую уздечку.

«Везет человеку, — думал я. — Что бы этому хвастуну со мной не поспорить? У Габилы чистокровных лошадей полная конюшня, у меня захудалой пи одной. И вот на тебе, ему за здорово живешь еще одна. Да такая, за которую на любом торге двух трехлеток можно взять».

И что, ты думаешь, выкинул наш Габила?

«Было бы неблагородно, — говорит, — лишать лошади такого наездника и танцора, без которого любой праздник — не праздник. Бери, Котэ, уздечку назад и езди себе на здоровье!»

«Да что за день несчастный такой! — воскликнул чуть не со слезами в голосе джигит. — Неужели ты, Габила, хочешь, чтобы меня в каждом ауле насмешками встречали? Я ведь от чистого сердца отдаю тебе Кохту! Уговор дороже денег. Меня же никто за язык не тянул».

Веришь, я после таких слов даже переменился к нему. Думал, вот болтун и хвастун. А вижу, парень честный. И жалко ему с любимой лошадью расставаться, а держит слово!

— Конь есть конь, — тихо сказал Васо, размышляя о своем.

«И зачем Габила отпустил сестру? Неужели никого больше не нашлось для такого опасного дела? Девушка ведь. Всякий обидеть может…»

А Илас, не заметив тоски в голосе товарища, продолжал воодушевленно, словно исповедовался перед товарищем:

— Стою и мечтаю: еще минута-другая, тронемся в обратную дорогу, и Габила непременно скажет мне: «Нравится лошадка, Илас? Бери и владей!» А он — совсем наоборот:

«Удивительный ты человек, Котэ! Ты говоришь, что от чистого сердца отдаешь мне Кохту! Так? Значит, теперь Кохта моя?»

«Твоя, твоя!»

«А раз она моя, я также от чистого сердца возвращаю ее тебе. Неужели дружба между нами стоит меньше лошади?»

Котэ слов не находил от прилива благодарности. Когда мы с Габилой сели на коней, он крикнул вдогонку:

«И умирать буду, Габила, первым тебя вспомню!»

А я, Васо, уже расстался с мыслью о Кохте и поглядывал по сторонам: не окажется ли поблизости дочки хозяина, чтоб сказать ей хоть словечко на прощанье…

Вдруг Илас услышал легкое посвистывание. Он не сразу сообразил, что это Васо. А когда наклонился к товарищу, увидел, что тот, убаюканный его рассказом, уснул.

Илас поправил бурку, свалившуюся с плеча Васо, и вышел из шатра.

Васо разбудила тишина.

Он обвел взглядом просторный шатер. Никого. Там, где недавно, опершись на локоть, упивался рассказом Илас, аккуратно скатанная кошма.

«Ушел. Хотел, чтоб я выспался, — с теплотой подумал о товарище Васо. — Сколько же я проспал? Может, Ольга давно вернулась?»

Он вышел из шатра. Сидя у небольших костерков, бойцы отряда Габилы молчаливо чистили карабины, точили шашки, чинили одежду и обувь.

«Не иначе как готовятся к вылазке?»

И точно. Вскоре показался Габила в сопровождении Иласа. Он коротко что-то приказал своим товарищам, и те, бросив за спины карабины, винтовки, охотничьи ружья, пошли к коням.

Васо тоже нырнул в шатер за винтовкой, но Габила остановил его:

— Мы недолго, Васо. Отдыхай. У тебя впереди дорога. Отдыхай!

Илас развел руками: ничего, мол, не могу поделать, друг дорогой, жди нас здесь.

Вскоре группа всадников бесшумно покинула лагерь.

В шатер Ольгу чуть ли не внесли. Обняв за шею Иласа и Мухтара, она, поджав левую ногу, прыгала на правой.

Габила помог сестре опуститься на кошму.

— Здравствуй, трижды потерянная! Что с тобой? Ранена?

— Зашиблась немного. Пройдет.

— Ну как дела?

Габила выразительно глянул на жавшихся у дверей Иласа и Мухтара. Те тут же закрыли за собой полог.

Глаза Ольги привыкли к полумраку шатра, и она разглядела потупившегося, смущенного Васо.

— На ловца и зверь бежит! — воскликнула девушка, и не пытаясь скрыть своей радости. — Сегодня у нас должен быть Майсурадзе из центра. Он как раз велел послать за тобой! Здравствуй, Васо!

— Здравствуй, Ольга!

— Вот и увиделись мы до Тбаууацилла! Я очень рада.

— И я… очень рад.

— Неужели больше рад, чем тому, что мы тебе патронов раздобыли? — пошутил Габила. — Признавайся!

— Я думаю, Ольга тоже не без патронов пришла.

— Хитрец!.. Ну, а всерьез, сестра, что случилось?

— Пришлось в Тифлисе петлять. Чуть не попалась. Шпики за нас всерьез взялись.

— Что нового в городе?

— Много. Да не все нам в радость.

— Говори, Васо тоже надо знать, что происходит в мире.

— В двух словах: новый губернатор принимает меры, чтобы покончить одним ударом с отрядами мстителей. Казаки в городе появились. Майсурадзе все расскажет. Скоро он будет здесь. Ахмет с Гиглой его сопровождают.

— Так, может, встретить их?

— Думаю, они уже у первого поста. Пошли людей, чтоб патроны с повозки на вьюки переложили.

Габила отогнул полог:

— Илас! Возьми человек пять и вьючных лошадей. Встречай Ахмета у первого поста.

Когда Габила обернулся к сестре, она уже спала, неловко запрокинув пышноволосую голову. Бережно поддерживая девушку за плечи, Васо подложил ей под голову свернутый потник и накрыл своей буркой.

…Ольга открыла глаза, и до нее донесся характерный, с хрипотцой, голос Ахмета, с усмешкой рассказывающего о своих злоключениях.

— Пропало бы наше оружие, если бы не Гигла. Увидел стражников вдалеке и давай открывать патронные ящики в бричке. Я ему: «Что ты делаешь? Авось пронесет!»

«Открытыми, — говорит, — как раз надежнее провезем. Я этого длинного знаю. Не дурак выпить. Открывай, открывай!»

Я сдвинул сено под себя, лошадям торбы навесил, будто кормить решил посреди дороги. А Гигла на те же патронные ящики раскинул бурку, уалибах [13] Уалибах — пирог с сыром (осет.). разломал, из бурдюка нацедил в рог: «На, пей, скорее! Да крякай позабористей!» Я беру рог в руки и начинаю традиционный тост: «Всемогущий бог, не откажи в покровительстве рабу своему! Чтоб во здравие пошел мне этот рог вина, а не в тягость…» Гигла во все горло, будто уже выпил, хохочет: «Змея мяты боялась, так бог ей мяту к самой норе послал!» Жандармы тут как тут. Гигла со смехом отнимает у меня рог: «Пока ты свой тост закончишь, их благородие (это он длинному) выпьет и закусить успеет!» Тот усы гладит: «Нельзя, на службе я». Гигла свое тянет: