Х.Байрамукова - ВЕЧНЫЕ ВСАДНИКИ

Солтан оседлал Тугана и отправился в разведку.

Вернулся он ни с чем уже затемно. Дав немного отдохнуть коню, он поспешил к Белой скале, где опять должна быть встреча с Шайтаном.

На подходе к Белой скале Солтан придержал коня, прислушался. Донесся трехкратный свист. Туган насторожился.

Солтан ответил таким же трехкратным свистом и повел коня под уздцы к Белой скале.

– Поешь лепешек, – вытащил Шайтан из-за пазухи сверток. – Еще не успели остыть.

Солтан поделился с Туганом, откусил лепешку и спросил первым долгом:

– Видел мою мать? В прошлый раз ты мне что-то почти ничего и не говорил о ней.

Шайтан молчал.

– Что с ней? – кинулся к нему Солтан. – Не скрывай!

– Ее посадили, – выдавил Шайтан из себя. – Я хотел вообще молчать об этом…

Солтан в отчаянии опустился на землю. Шайтан рассказал:

– Я тебе уже говорил, что увели вашего барана и ишака. Я хотел спасти «проклятого», но тетя Марзий пришла к конюшне раньше меня. Откуда ни возьмись, подскочил Кривой, выругался матом, засмеялся и сказал тете Марзий: «Хорошо, что пришла! У тебя на глазах я и покончу с твоим проклятым бараном. Пора же его когда-то съесть?» Он открыл конюшню, мать кинулась к нему, начала умолять. Он взялся ее отталкивать, а баран выскочил, ударил Кривого рогами в спину и побежал к тете Марзий. Тут Кривой и прикончил его из пистолета.

– Мать где?

– Тетю Марзий Кривой сразу повел в комендатуру. Сидит она там! Утром ходили туда наши аксакалы, спрашивали, как смеете держать женщину за решеткой ни за что. Им ответили: «Она заложница. Явится ее сын с конем – отпустим!»

Солтан вскочил. В бешенстве он был готов мчаться в аул, ворваться с саблей в комендатуру, освободить мать. Он в своей жизни еще не резал даже курицу, но теперь был готов на все.

– Сядь, Солтан, – обхватил его за плечи Шайтан. – Мы пока бессильны. Есть важная новость: по дороге к перевалу партизаны, говорят, отбили караван с фашистским оружием. Фрицы ищут в Аламате тех, кто связан с партизанами, одним из которых почему-то называют в ауле и тебя.

– Если бы я был им! – вскричал Солтан. – Как мне вызволить мать?

– Понимаешь, Сушеный бок уже пустил в ход списки семей командиров Красной Армии: жен командиров, говорят, посадят и отправят в городскую тюрьму, у нас же своей нет. С ними отправят и тетю Марзий! Моя мама носила еду тете Марзий, а поговорить с ней не смогла даже через окошко – отогнали. Но маме послышалось, что тетя Марзий как будто говорит о чем-то с учительницей. Помнишь? Переводчица.

– Эта предательница?! Я поеду в Аламат, Шайтан!

– Не спеши. Старики считают, что тетю Марзий могут не отправить в город, а даже выпустить, чтобы наконец приманить тебя к дому. Подождем!

– Нет, Шайтан! Так мы всю войну прождем. Раз партизаны пришли и к нашим ущельям, начали действовать здесь, пора и нам! Слушай мой план. Кривой обидел тебя, обидел мою мать. Простить ему? Мать лучше погибнет в тюрьме, чем простит мне это… Вот мой план!

Две буйных головы – одна иссиня-черная и другая огненно-рыжая – склонились друг к другу.

…Кривой пришел к себе домой поздно ночью и торжествующе бросил на стол узел, который зазвенел. Жена алчно бросилась к узлу, но тот грубо оттолкнул ее и начал вытаскивать из мешковины горсть за горстью золотые вещи: коронки, браслеты, серьги, медальончики, кольца. У жены разгорелись глаза, она щупала, пробовала на зуб каждую вещь, бормотала в восхищении:

– Откуда нам привалило такое счастье? Где добыл?

– «Откуда, откуда»! Оттуда! Комендант нас на подмогу нашим посылал в Пятигорск. Там пришлось немножко прижать этих грязных евреев… Хозяйка – вот этого браслета умоляла меня, чтобы я ее не прикончил… А церемониться-то, некогда! Война!

Кривой хвастливо рассказал, как ловко он эти драгоценности прятал от паршивых фрицев: то в сапоге, то в газырнике, то за щеками.

– Не думай, что добро это я тебе отдам! – закончил он и начал жадно сгребать золото почему-то в карманы. – Добьем Советскую власть, и я на это золото построю в городе мануфактурную фабрику, поставлю дом не хуже дворца. Вот тогда и заживем, баба! А пока… Если пикнешь, проболтнешься кому – читай молитву! Стяни-ка мне второй сапог. Поживее, дура! Чего ты там к окну прилипла?

– Горим! Наши скирды на огороде запылали! – вскрикнула жена и от страха осела на пол.

Кривой, поспешно натягивая сапог, зарычал:

– Это соседи! Позавидовали, сволочи, что у меня пять коров и сотня овец… Куда я сунул пистолет?

Кривой ринулся на огород, освещаемый огнем скирды, как заревом. Ослепленный пламенем. Кривой с пистолетом обежал огонь и метнулся к еще целой скирде, крича наугад:

– Стой! Иначе пуля вдого…

Он не успел договорить слово «вдогонку», захлебнулся в крике: чьи-то цепкие руки вцепились сзади в горло, впихнули в рот тряпку, накинули на голову мешок.

Кривого повалили, связали ему ноги и, подтащив к плетню, перекинули через него. Там его, как хурджун [25] [25] Хурджун – переметная сума , подняли и положили поперек седла. Все делалось беззвучно и быстро.

Кто-то вскочил на круп лошади, и Кривой почувствовал, как конь помчался галопом. «Туган!» – похолодел Кривой от ужаса. Только у Тугана мог быть во всем Аламате такой бешеный аллюр.

Топот копыт приглушился. Кривой понял, что они скачут теперь по лесу.

Конь остановился. Кривого лихорадило.

Ни голоса, ни звука… Неужели ушли? Сквозь мешок ничего не видно. Он начал кататься по земле и охнул от боли: впились в тело золотые вещи, рассованные по карманам.

«Золото! Со мной! – обожгла его надежда. – О аллах, ты спас меня. Откуплюсь!»

Его куда-то поволокли, как мешок с початками. Подняли, прижали спиной к дереву, привязали к нему сначала за кривую талию, потом за плечи и щиколотки.

Сняли мешок с головы. Вынули изо рта кляп.

Солтан зажег спичку, чтобы предатель мог видеть лица тех, кто свершит сейчас правосудие.

– Щенки…— прошипел Кривой. – Что это за шутки? А ну, развяжите!

– Тихо…— сказал Солтан. – Мы тебя судим, полицая!

– Кто это – вы? – удивился Кривой, глядя на ребят.

– Отряд мстителей. Отряд «Вечный всадник»! Мы тебя судим за то, что ты предал Родину и пошел прислуживать к фашистам! За то, что ты надругался над своими земляками! Говори свое последнее слово, если тебе есть что сказать…

– Голодранцы! Босяки! – зарычал Кривой. – Если с моей головы хоть один волос… Да я вас…

– Мы думали, что ты раскаешься хоть перед смертью…— произнес Хасан жестко.

– Приговор привести в исполнение! – суровым, размеренным голосом приказал Солтан.