Симона Вилар - Ассасин

Роберт Лестер пытался утешить Ричарда, говорил, что это не его вина.

– Ты ничего не понимаешь. Я согрешил… Я – вождь крестоносцев, связался со шлюхой.

– Ну, тут я не могу тебя осуждать, Дик. – Граф обнял короля за плечи. – Но вот что я тебе скажу: легче святому Себастьяну сбежать от расстрельного столба, чем мужчине от этой гречанки. Уж я-то знаю.

Ричард отшатнулся.

– Откуда тебе известно?

– Ну, знаете ли, мой король, такие дела в тайне не хранятся.

Ричард был удручен. Надо, чтобы о его грехопадении скорее забыли. Куда бы ему услать эту Деву Кипра?

Пока же он потребовал, чтобы никто не смел распространяться на этот счет. Хотя Лестер прав: разве такое утаишь?

По возвращении в Яффу Ричард неожиданно заметил среди шатров крестоносцев пестро обряженных женщин. Ну да, конечно, итальянские корабли, то и дело прибывающие в Яффу, полны не только припасами и оружием, на них могут приплыть и пассажирки подобного толка. И хотя воины, завидев проезжающего мимо лагеря короля, поспешили закрыть собой девок (все знали, как сурово относится к этому английский Лев), Ричард не проронил в их адрес ни слова и даже отвернулся. Как он мог упрекать солдат, когда сам… согрешил.

А на следующий день в Яффу прибыли королева Беренгария и Иоанна Плантагенет.

Королева стояла на пристани в развевающемся на ветру бордовом платье и легкой светлой накидке. Она показалась Ричарду такой маленькой, но такой гордой в своей высокой короне с зубцами-лилиями и полоскавшемся светлом покрывале. Его королева, его жена!

Карие глаза Беренгарии светились любовью. Ричард даже не представлял, как его обрадует ее приезд. Он спешно подошел к ней и, не позволив супруге преклонить колени, стремительно обнял. И тут же почувствовал, как маленькая королева вырывается.

– Во имя самого Неба, Ваше Величество! На нас смотрят!

Ричард отступил, а тут еще заметил капеллана Никола, его строгий взгляд и сурово поджатые губы. Настроение Ричарда стало резко портиться.

И все же он не показал Беренгарии своего смятения. Он провел ее по стенам Яффы, показал размах строительных работ, поведал о схватках с сарацинами. Беренгария ахала и крестилась, а вот его сестра Пиона была просто в восторге.

– Как тут красиво! Сколько зеленых деревьев, какие яркие цветы! Настоящий райский сад. А мы столько времени томились в этой пыльной Акре!

Ричард был рад сестре. Умница Джоанна приготовила для дам короля прелестные покои, там уже все занавесили коврами, расставили на террасе диваны с множеством подушек, на инкрустированных ценными породами дерева столиках их ожидали изысканные яства. Ричард постарался не обращать внимания, как на него порой поглядывает Дева Кипра, да и Лестер молодец, отвлек гречанку, а там и вовсе увел ее в дальние покои.

Ричарду сразу стало легче. Он любовался Беренгарией, он желал ее. Пыл, какой пробудила в нем киприотка, был нечистой страстью, за которой сразу последовала кара. Но теперь Ричард будет спать только со своей королевой. Ибо, как учил святой Павел, «лучше жениться, чем сгорать в огне желаний».

Когда вечером он пришел в покои жены, Беренгария, уже одетая для сна, с распущенными по спине каштановыми волосами стояла коленопреклоненной и молилась у аналоя. Ричард скинул халат и стал ждать ее, сидя на постели в одной рубашке. Ждал он долго, но не осмеливался тревожить супругу. И постепенно в его душе стало нарастать глухое раздражение. Они так долго не виделись, он пришел, чтобы исполнить свой супружеский долг, а королева будто и не замечает его. Она всегда подолгу молится и всегда в плотной тяжелой рубашке. По сути, за все время их супружества Ричарду так ни разу и не довелось видеть ее прелестей. И в голову ему стал проникать совсем иной образ – нагая пышнотелая киприотка стоит на коленях и собирает разбросанные в порыве страсти одежды. Это воспоминание и смутило, и возбудило Ричарда. Но Беренгария все еще молится…

Ричард рывком опрокинулся на ложе и отвернулся к стене. Даже когда Беренгария легла рядом, он не стал ее трогать, уснул. Но ближе к рассвету королеве представился случай осенить себя крестным знамением и прошептать молитву под горячим телом мужа.

И все же Ричард был необыкновенно ласков и предупредителен с женой. Он по-прежнему был вынужден подолгу отсутствовать, ездил то в Аскалон, то на рейды в окрестностях, то отправлялся проследить, как идет восстановление церкви в Лидде, которую он велел отныне называть не иначе, как городом Святого Георгия. Занимался он и воинскими упражнениями, но после них, приняв ванну, чистый, расчесанный, нарядный – настоящий король и образец рыцарства, – поднимался в покои дам. Там наигрывал на лютне его любимый менестрель Блондель, играла с Лестером в шахматы Джоанна, ее супруг рассказывал смеющимся Пионе и Беренгарии какие-то забавные истории, и непонятно было, что их больше забавляет, его россказни или то, как он забавно шепелявит. Дамы жалели пострадавшего в бою рыцаря, как жалела его и помирившаяся с Обри Джоанна. Правда, как сообщили Ричарду, живут супруги де Ринель по-прежнему врозь.

Но Ричард не хотел вмешиваться в чьи-то отношения. Достаточно того, что сейчас в его семье все в порядке. И он усаживался у ног своей королевы, слушал пение Блонделя, смотрел, как красиво мерцают жемчуга, вплетенные в длинные косы жены. Он любил Беренгарию, ему нравились ее кротость, негромкий голос, готовность всегда соглашаться и то добродушие, с которым она подчинялась любому проявлению его воли. Впрочем, может, он переоценивал эту покорность и добродушие?

Эта мысль пришла к Ричарду, когда однажды, поднявшись в спальню к супруге, он неожиданно наткнулся на запертую дверь. И сколько бы он ни стучал и ни окликал королеву, в ответ ему была тишина.

Озадаченный, он спустился на выходившую к морю террасу, где обычно любили проводить вечера дамы, и еще издали услышал там крики и плач. Но едва он появился… Иоанна, ярко блестя глазами, шагнула к нему из-за портика в покой, потом появилась и Джоанна, пытавшаяся успокоить Пиону, но замершая при виде Ричарда.

– А Ее Величество разве не с вами?

Он шагнул за колонну портика и увидел сжавшуюся в углу за лимонным деревцем в кадке Деву Кипра. Как ей удалось забиться в это пространство с ее-то комплекцией? А еще он заметил, что гречанка растрепана, ее ворот порван, на щеках горят алые пятна, будто ее били по щекам.

То, что так и было, он понял, когда Дева Кипра кинулась к нему и обняла его колени.

– О, царь мой! Защити от гнева Пионы. Даже добрая Джоанна не смогла ее оттащить, когда она, словно злобная фурия, накинулась на меня.

– Ты еще обними и утешь эту похотливую девку! – шипела сзади Пиона. – Бесстыдница! Да и ты хорош! О, Ричард, как ты мог так разбить сердце нашей доброй Беренгарии? И это ты, мой брат, лучший из королей, которым я всегда гордилась и чья честь являлась образцом для всего воинства Христова!